— Может быть, я сам перелью… — заикнулся было он, но тут же услышал грозное:
— Попрошу не командовать!
— Что вы, — перепугался он, — что вы, Нина Петровна, я вообще к этому не склонен…
— Все мужчины к этому склонны, — отрезала старуха, осторожно и внимательно переливая из кастрюли в драгоценную фарфоровую емкость горячий нарядный суп вполне диетического вида. В том смысле диетического, что из мясных составляющих Максим заметил в нем лишь пару куриных крылышек, а кроме них в идеально прозрачном бульоне плавали только кусочки моркови и цветной капусты. Но запах у супа оказался на диво аппетитным. А когда суп разлили по изумительным тарелкам с алыми розами по краям (это английский фарфор, вдруг понял он, и к тому же из очень дорогих) и посыпали мелко нарезанной свежей зеленью, он превратился в пищу богов. Никаких подделок. Наша фирма поставляет продукты к столу Ее Величества.
Первое блюдо съели молча. Максим рассматривал розы на тарелке. Ручная роспись. Удивительно тонкая работа. Сумасшедшие деньги. И при этом старухе не хватает на еду. Могла бы продать… значит, не хочет. Память, наверное.
Затем настал черед второго, и для его размещения на столе старухе понадобилась новая фарфоровая посудина, которую она и доставила из таинственных глубин своих владений. Максим удивленно рассматривал очутившиеся вдруг на тарелке перед ним бледные шарики непонятного смысла и содержания, политые золотистым масляным соусом, когда старуха наконец заговорила:
— Это соевый гуляш. Чрезвычайно полезная вещь. Попробуйте. Уверена, вам понравится. Но учтите — будет еще одно блюдо.
Максим улыбнулся и осторожно подцепил серебряной вилкой шарик покрупнее. Вкус у шарика оказался и в самом деле ничего… на любителя, конечно. Немного похоже на куриную сосиску американского производства.
— Вкусно, — сообщил он, принимаясь за поддельный гуляш всерьез. И не потому, что боялся обидеть старуху. Ему и в самом деле понравилось. Что-то такое говорила фантастическая Лиза о сое? Вроде бы не слишком уважительное? Нет, не вспомнить…
Задумавшись, он совсем забыл о том, что надо бы поддерживать разговор, но старуха, похоже, не имела ничего против молчания. И он, поглощая обед, продолжал думать о своем.
Следующим блюдом оказались кабачковые тефтели с отварным картофелем. Их появление на тарелках также не обошлось без сложного предварительного ритуала. Затем настал черед десерта — сладкой творожной запеканки, сдобренной какими-то таинственными пряностями. Максим вдруг почувствовал, что переел.
— Ох, Нина Петровна, — со вздохом сказал он, — одно блюдо было явно лишним. Хватило бы и меньшего. Но до чего же все вкусно! Вы, похоже, гениальная кулинарка.
— Это от скуки, — пояснила старуха. — Слишком много свободного времени, вот и развлекаюсь кулинарией. Ну, теперь по чашечке морса — и все.
Компот из свежей малины и вишен… пирог с красной смородиной… крыжовенное варенье, громко булькающее в сверкающем медном тазу… блюдце с пенками, черно-желтые осы, хищно кружащие рядом…
— Спасибо! — Он допил последние капли розового сладкого напитка, и вдруг у него совершенно непроизвольно вырвались слова, которых не было на уме… откуда они взялись?… — Я, скорее всего, уеду на некоторое время, но не знаю, надолго ли… так что я хотел бы заплатить вам за комнату вперед. Но мои вещи останутся у вас, если не возражаете. Зачем мне таскать с собой кучу ненужного барахла? Вы не против?
— Ничуть, — ответствовала старуха. — Но, может быть, вы заплатите, когда вернетесь?
— Нет уж, — твердо, по-мужски, отрезал он. — Расчет вперед.
Он пошел в свою комнату за деньгами. Куда он запихнул их основную массу, он совершенно не помнил, но в сумке, валявшейся под столом, оставалось более чем достаточно. Отыскав среди россыпи сотенных четыре пятисотрублевые бумажки, он вдруг спохватился, что лучше, конечно, положить их в конверт… а где бы он его взял? На всякий случай он выдвинул один за другим все четыре ящика письменного стола — и к великой собственной радости нашел то, что ему было нужно. В нижнем ящике рядом с пачкой почтовой бумаги лежала стопка старых конвертов с напечатанными на них марками — «СССР». Вот уж раритет…
Положив деньги в конверт, он вернулся на кухню.
Со стола было уже убрано. Вся грязная посуда громоздилась в мойке, а старуха успела надеть свой ослепительный фартук, готовясь к процедуре мытья драгоценного фарфора. Максим с поклоном протянул ей конверт, и она, величественно кивнув, небрежно затолкала подношение в карман фартука.
— Вы позволите помочь вам помыть посуду? — спросил Максим, впрочем, уверенный в отказе. И отказ последовал:
— Ни в коем случае. Пойдите лучше погулять. Или посмотрите телевизор. Или займитесь чем угодно. Только убирайтесь с кухни.
— Слушаюсь, генерал, — весело ответил Максим и вышел в сад.
Сад имел довольно сложную конфигурацию. Обойдя его по периметру, Максим обнаружил, что, во-первых, территория не имеет ни одного прямого угла, а во-вторых, она разделена на две неравные части вишневыми зарослями. Надо же, думал он, оглядывая преграду, как вишенник запущен… впрочем, так гораздо живописнее. С дальней от дома стороны вишневая путаница вплотную примыкала к забору, и Максиму понадобилось приложить солидные усилия, чтобы прорваться сквозь нее. Зеленая стена отрезала примерно треть участка, и там, в центре невидимой со стороны дома лужайки, росла одна-единственная старая кривая слива, изогнувшаяся дугой. Крупные дымчато-сизые ягоды, казалось, притягивают верхушку небольшого дерева к земле… листья ложились на траву, путаясь в белой кашке и малиновом клевере. Максим замер, не в силах оторвать взгляд от этого чуда. Китайский пейзаж… почему китайский? Картина на шелке… ну да, на той драной ширме, что стоит в ванной комнате старухи, есть такая же слива… точнее, жалкие остатки рисунка, однако сходство бросается в глаза… надо же…
Его вывел из состояния ступора визг, раздавшийся где-то неподалеку, за его спиной. За визгом последовал выкрик:
— Да уж конечно! Делать ей нечего, вот и вкалывает!
Безумная Настасья…
Охваченный внезапно вспыхнувшим любопытством, он пошел к забору, разделявшему два участка. Забор, как Максим уже имел возможность убедиться, был весьма старым и не слишком плотным, и хотя держался пока что вполне вертикально, видно было, что он готов при первом же удобном случае завалиться в любую сторону. Из-за забора донеслось оглушительное:
— Ублюдки!
Вздрогнув от неожиданности, он тем не менее пробрался между двумя до неприличия колючими кустами запущенного и увитого вьюнком крыжовника и, очутившись рядом с древними досками, выбрал щель пошире и приник к ней.
