- Нет, - сказал наконец Астахов. - Издалека принесли.
- Сколько штопоров? - внезапно спросил Валерьен.
Штопоров оказалось шестнадцать. Валерьен побледнел.
- Как они их выманивают из танков? - тихо спросил он, ни к кому не обращаясь. - И заставляют раскрыться...
Харвич вспомнил, что из предыдущего сооружения торчало двенадцать веток... неужели ягодников осталось четверо? А патруль все идет, идет, и никак не может дойти... а сольпуги тем временем убивают пиратов, разрывая в клочья их тела... а шлемами играют, словно мячами, и люди бессильны перед фалангами... Винцент стиснул зубы так, что заныли челюсти.
И все равно люди будут приходить в чужие миры, будут пытаться понять и объяснить, договориться... предлагать свое, подталкивать вперед и навязывать лучшее... а сольпуги сосчитают тех, кто уже не уйдет с их планеты, соорудят очередную пирамиду и забудут о человечестве.
На тропу вышел сольпуг. Он неторопливо приблизился к людям, осмотрел разгромленный символ и заговорил:
- Правомерность ответа признается вами. Мы признаем за собой. Я веду вас. Ответ ума часто не имеет смысла. Видим одно, понимаем разное. Веду, следуйте.
Сольпуг скользнул вперед, и патрульные вынуждены были идти за ним. Харвич думал, что сольпуг прав, в конце концов, не сольпуги напали первыми, и убийство ягодников - всего лишь самозащита... но все его чувства восставали против этой правоты.
Шли почти три часа, затем сольпуг объявил привал и исчез. Над полянкой, предназначенной для остановки, деревья свернули кроны и раскрыли небо. Ореида еще не зашла, сумерки не успели сгуститься, и, поставив палатку, люди уселись на траву рядом с ней. Все трое молчали, думая об одном и том же.
Шорох и посвистывание, раздавшиеся позади палатки, заставили патрульных обернуться. Из-за палатки вышел сольпуг. Не мутно-зеленый, а розовый. Вокруг палатки засновали в уходящем свете крохотные существа, многоногие, неуклюжие... и Харвич вдруг понял, что это - сольпужата. Они еще не имели панцирей, их тельца покрывал нежно-голубой пух, и они, как лазоревые цыплята, с тихим писком перекатывались в траве. А сольпужиха, как заботливая клушка, что-то им объясняла, кудахтала, ворчала, - а потом обратилась к людям.
- Воспоминание и предвидение, - сказала она, - понимание состояний. Я есть Орис-Силайетуф. Подобные вам страдают иллюзиями. Слабосильные и неловкие, недавно рожденные - нуждаются в защите. Зачем неспешность?
- Мы идем туда, куда нас ведут, - объяснил Валерьен. - А нас никак не хотят привести на место.
- Глупо, - очень по-человечески сказала Орис-Силайетуф. - Затянуты шутки. Неразумность воинов. Готовьтесь идти.
Она тихо засвистела, голубые комочки сгрудились вокруг нее, и вся компания исчезла в зарослях.
- Укладываемся, - сказал Валерьен, и патрульные быстро собрали палатку.
Они сидели на траве, и Харвич думал о том, что он никогда прежде не видел сольпужих - ни в фильмах, снятых на Беатонте, ни на фотографиях, и даже упоминания о розовых сольпугах никогда ему не встречались.
- Борис Андреевич, - спросил он, - а вы раньше видели розовых сольпугов?
- Нет, - сказал Валерьен, - и не только я, никто не видел. Любопытно, - продолжал он задумчиво, - она сказала "шутки"... Затянуты шутки. Олег, - обратился он к Астахову, - тебе не кажется, что сольпуги все-таки действуют в пределах договора?
- Но... - Астахов уставился на командира. - Но...
- Одного они убили, это так. Но только одного. А сколько сольпугов осталось на той поляне? И что мы знаем об остальных ягодниках? Шлем на тропе еще ничего не значит.
Астахов подумал.
- Да, - сказал он наконец. - Наверное, ты прав. Но странно все-таки. Почему она к нам вышла? Да еще с детьми?
- Полагаю, виной тому стажер Харвич с его богатым воображением, слегка насмешливо сказал Валерьен. - Очень уж он сольпугам по душе пришелся. Родственное сознание.
- Не может быть, Борис Андреевич, - усомнился Харвич. - Что-то слишком просто выходит.
- Не скажите, юноша, - возразил Валерьен. - Не так уж и просто. Сольпуги никогда не сталкивались с фантазерами вроде вас. Мы всегда - я говорю о людях вообще, - пытаемся найти общий язык с новой культурой, оставаясь в рамках сухой логики. Видимо, это было ошибкой. Что-то в вас, какие-то ваши чувства проняли сольпугов. Не исключено, что именно здесь скрыта возможность взаимопонимания.
- А зачем вообще мы кругом суемся со своей культурой? - неожиданно для себя спросил Харвич.
Астахов закашлялся, а Валерьен молча смотрел на Харвича, словно ожидая еще каких-то слов. И Харвич сказал еще:
- Мне кажется... я думал, что наша культура совсем не обязательно должна быть образцом для всех... ведь у каждой планеты свои пути, а мы им, тысячи лет идущим своей дорогой, предлагаем свернуть на наш тракт - зачем?
- Мы никому ничего не предлагаем и тем более не навязываем, - сухо сказал Валерьен. - Ведь именно навязывание норм нашей морали вы имеете в виду?
- Ну... да, это так, - согласился Харвич. - Но и не совсем так. Мы не то чтобы сознательно навязываем, а... подталкиваем, что ли... я не знаю, как это сказать. Мы предлагаем всем свои образцы, но ведь мы сами не принимаем чужие этические нормы?
- Вот видишь, Борис, - негромко сказал Астахов. - Не я один такой...
Валерьен не ответил.
Прошло около часа, прежде чем сольпужиха вернулась, и вместе с ее приходом пришла и ночь. Дама с шумом ворвалась на поляну, выпалила:
- Ненужность событий откровенна. Следуйте, спешим, - и рванулась на тропу.
Люди почти бежали за ней, так стремительно скользила розовая двадцатиногая дама, а она трещала на ходу:
- Аутоэволюция - новое слово, действие проходит без обозначений... Познание необратимо...
Ночная сельва расступалась перед шквальным наступлением сольпужихи, всё шарахалось в стороны, освобождая перед ней путь, деревья резво поднимали шлагбаумы ветвей, и патрульные, ведомые блистательной амазонкой, без остановки прошли около пятнадцати километров. А потом открылась широкая поляна, над которой висели низко непривычные созвездия. А на поляне...
В прозрачном воздухе - две черные туши танков, недвижные, молчащие... как два дохлых кита, неведомой силой заброшенные в дикий лес... вот только из этих китов торчали стволы дальнобойных пушек.
Патрульные замерли на краю поляны.
- Скоро будут лучи, - сказала сольпужиха. - Наблюдение и тишина. Сюда, - и Орис-Силайетуф повела патрульных в гущу деревьев и кустов.
Там оказался уютный тайничок. Валерьен с некоторым сомнением осмотрелся и сказал:
- Может быть, мы лучше пойдем к танкам и попробуем поговорить?
- Нельзя, - категорически заявила Орис-Силайетуф. - Прежде слов нужно видеть. Внимательное ожидание. Бессловесность. Игра серьезна и легкомысленна. Нет оснований к страху.
