Все это, конечно, было правдой. Отчет мой грешил лишь пропусками. Но они, похоже, удовлетворились этим. Все ушли. Акула рыскала вокруг, возможно дожидаясь, не кинут ли ей кого-нибудь на десерт, и те, кто занимался дельфинами, пришли и усыпили ее, а затем унесли. Бартелми сказал мне потом, что вышедший из строя ультразвуковой генератор действительно мог иметь периодические короткие замыкания.
Итак, Пол убил Майка и Руди; Фрэнк убил Пола, а затем сам был убит акулой, на которую теперь можно было свалить и первые два убийства. Дельфины оправданы, и не оставалось больше ничего, что взывало бы к правосудию. Месторождение же алмазов стало теперь одной из маленьких тайн, нередких в нашей жизни.
…После того как все разошлись, выслушав мой рассказ о происшедшем, а остатки останков убрали — еще долго после этого, пока тянулась ночь, поздняя, чистая, со множеством ярких звезд, двоившихся и мерцавших в прохладных водах Гольфстрима вокруг станции, я сидел в кресле на маленьком заднем дворике за моим жилищем, потягивая пиво из банки, и следил за тем, как заходят звезды.
У меня не было чувства удовлетворения, хотя на папке с делом, хранящейся у меня в уме, уже стоял штамп «Закрыто».
Кто же написал мне записку — записку, включившую адскую машину убийств? Действительно ли стоит об этом беспокоиться теперь, когда работа завершена? До тех пор, пока этот «кто-то» будет хранить молчание относительно меня…
Я еще глотнул пива. Да, стоит, решил я. Мне тоже следует осмотреться повнимательнее. Я достал сигарету и собрался закурить.
И тогда это началось…
Бухта была освещена. Когда я влетел на причал, голос Марты донесся до меня через громкоговоритель. Она приветствовала меня по имени — по моему настоящему имени; я не слышал, чтобы его произносили вслух, уже давным-давно. И она пригласила меня войти.
Я двинулся по причалу вверх к зданию. Дверь была полуоткрыта.
И я вошел, оказавшись в большой комнате, полностью оформленной в восточном стиле. Хозяйка была одета в шелковое зеленое кимоно. Она сидела на коленях на полу, и перед ней стоял чайный сервиз.
— Пожалуйста, проходите и садитесь, — предложила она.
Я кивнул, снял обувь, пересек комнату и сел.
— О-ча доу десу-ка?
— Итадакимасу.
Марта наполнила чашки, и мы некоторое время пили чай. После второй чашки я придвинул к себе пепельницу.
— Сигарету?
— Я не курю, — ответила она, — но я хочу, чтобы вы курили. Я попытаюсь вобрать в себя как можно больше вредных веществ. Полагаю, именно с этого все и началось.
Я закурил.
— Никогда не встречал настоящих телепатов, — признался я.
— Мне приходится пользоваться этой моей способностью постоянно, — ответила она, — и не скажу, чтобы это было особенно приятно.
— Думаю, мне нет необходимости задавать вопросы вслух?
— Это не совсем так. Как полагаете, мне хочется читать мысли?
— Чем дальше, тем меньше, — предположил я.
Она улыбнулась:
— Я спросила об этом, потому что много размышляла в последнее время. Я думала о маленькой девочке, которая жила в саду с жуткими цветами. Они были красивы, эти цветы, и росли, чтобы делать девочку счастливой тогда, когда она ими любуется, Но они не могли скрыть от нее свой запах — запах жалости. Ибо она была маленькой несчастной калекой. И бежала не от цветов, не от их внешнего облика, а от их аромата, смысл которого она смогла определить, несмотря на возраст. Было мучительно ощущать его постоянно, и лишь в заброшенном пустынном месте нашла она какое-то отдохновение. Не будь у нее этой способности к телепатии, девочка осталась бы в саду.
Она замолчала и пригубила чай.
— И однажды она обрела друзей, — продолжала хозяйка, — обрела в совершенно неожиданном месте. Это были дельфины — весельчаки с сердцами, не спешащими с унизительной жалостью. Телепатия — та, что заставила ее покинуть общество подобных себе, — помогла найти друзей. Она смогла узнать сердца и умы своих новых друзей куда более полно, чем один человек может познать другого. Она полюбила их, стала членом их семьи.
Марта еще отпила чаю, а затем посидела в молчании, глядя в чашку.
— Среди них были и великие, — проговорила она наконец, — те, о которых вы догадались чуть раньше. Пророки, философы, песнопевцы — я не знаю слов в человеческом языке для того, чтобы описать функции, которые они выполняли. Тем не менее среди них были и те, чьи голоса в снопеснопении звучали с особой нежностью и глубиной — нечто вроде музыки и в то же время не музыка… Величайший из всех Песнопевцев носил имя или титул, звучащий как «кива’лл’кие’ккоотаиллл’кке’к». Я не могу выразить словами его снопеснопение так же, как не смогла бы рассказать о гении Моцарта тому, кто никогда не слышал музыки. Но когда Песнопевцу стала угрожать опасность, я сделала то, что должна была.
— Я пока еще не все понимаю, — заметил я, поставив чашку.
— «Чикчарни» построен так, что пол его возвышается над рекой. — Картина бара внезапно вспыхнула в моей памяти ясно и с потрясающей реальностью. — Вот так, — добавила Марта. — Я не пью крепких напитков, не курю и очень редко пользуясь медикаментами, — продолжала она, — и не потому, что у меня нет другого выбора. Просто таково мое правило, обусловленное здоровьем. Но это не значит, что я не способна наслаждаться подобными вещами, так же как я сейчас наслаждаюсь сигаретой, которую курите вы.
— Начинаю понимать…
— Плавая под полом этого притона в ночи, я переживала наркотические галлюцинации тех, кто грезил наверху, вселяясь в них и пользуясь сама их покоем, счастьем и радостью, и отгоняя видения, если они вдруг становились кошмарными.
— Майк, — пробормотал я.
— Да, именно он привел меня к Песнопевцу, ранее мне неизвестному. Я прочла в его разуме о месте, где они нашли алмазы. Вижу, вы считаете, что это где-то около Мартиники, поскольку я только что оттуда. Не отвечу ни да ни нет. Кроме того, я прочла у него мысль о причинении вреда дельфинам. Оказалось, что Майка и Пола отогнали от месторождения — хотя и не причиняя им особого вреда. Так случалось несколько раз. Я сочла это настолько необычным, что стала изучать дальше и обнаружила, что это правда. Месторождение, открытое этими людьми, находилось в районе обитания Песнопевца. Он жил в тех водах, а другие дельфины приплывали туда, чтобы его послушать. В некотором смысле это место паломничества — из-за его присутствия там. Люди искали способ обеспечить свою безопасность в следующий раз, когда они снова нагрянут за камнями. Именно для этого они вспомнили об эффекте, производимом записями голоса косатки. Но припасли еще и взрывчатку. Пока меня не было, произошло двойное убийство, — продолжала она. — Вы, по существу, правы насчет того, как и что было сделано. Я не знаю, как это можно доказать и признали ли бы доказательством мою способность прочесть их мысли. Пол пускал в ход все, что попадало ему когда-либо в руки или приходило на ум, и тем не менее в схватке со мной он проиграл бы. Он прибрал познания Фрэнка так же, как и его жену, узнал от него достаточно для того, чтобы при небольшой удаче найти месторождение. А удача долго не покидала его. Он собрал информацию и о дельфинах — достаточно для того, чтобы догадаться о действии голоса косатки, но все же недостаточно, чтобы узнать, каким образом дельфины сражаются и убивают. И даже тогда ему повезло. Его рассказ о случившемся восприняли благосклонно. Но не все. Тем не менее ему доверяли в достаточной степени. Он был в безопасности и планировал снова вернуться к месторождению. Я искала способ остановить его. И я хотела, чтобы дельфинов оправдали, хотя это было делом второстепенным. Затем появились вы, и я поняла, что способ найден. Я отправилась ночью к станции, вскарабкалась на берег и оставила вам записку.
