Александр Казанцев - Коэффициент любви, или Тайна нуля

В старом, длинном, как товарный поезд, трехэтажном доме было множество подъездов и отдельных для каждой квартиры входов. Он остановился у своего крыльца, спокойного зеленого цвета в отличие от кричаще-желтого у соседа. Однако общие для двух крылец колонки, разделяющие подъезды, были окрашены в два цвета (как гвардейцы Ватикана!), о чем почему-то вспомнилось профессору.

Профессор любил этот дом за его старомодность, даже за благородный темный налет, приобретенный им в пору лондонской копоти из-за еще наполнявших тогда улицы автомобилей.

Мистер Хьюш взошел на свое крыльцо и своим ключом открыл дверь в свою английскую квартиру.

Войдя в переднюю, поставил на пол мокрый зонт, чтобы тот обсох, повесил под оленьими рогами длиннополое пальто, положил на столик перед зеркалом шляпу, тщательно отряхнул от капель костюм и прошел а большую парадную комнату нижнего этажа, не забыв взглянуть на ведущую в верхние этажи лестницу, с которой обычно, весело стуча каблучками, скатывалась из своей комнатки на третьем этаже (на втором были спальни супругов и все удобства) их дочь Мэри, которая, бедняжка, осталась в радиообсерватории следить в отсутствие родителей за круглосуточными записями автоматов большого радиотелескопа, неустанно изучающего Вселенную.

Мистер Хьюш уселся около старинного, заботливо зажженного женой камина, чтобы, вытянув длинные ноги, дать им отдохнуть, а заодно просмотреть газеты.

Из полуподвального этажа на домашнем лифте с кухни поднялась миссис Джосиан Белл, тоже, как и муж, профессор, руководившая вместе с ним радиолабораторией, а дома им самим, достаточно непокорным и строптивым, но оставляющим последнее слово за нею. Впрочем, это не помешало супругам совместно выступить на основе двадцатипятилетних радионаблюдений с ошеломляющей теорией кристаллической Вселенной, заставляющей с особенной остротой воспринимать всякие сообщения о внеземной жизни. Теория эта по своему воздействию на космогонию была подобна дарвиновской теории происхождения видов, потрясшей естествознание. Однако к их теории и всему ею вызванному предстоит еще вернуться в повествовании. А пока миссис Белл вкатила в парадную комнату, служившую и гостиной и столовой, приготовленный ею завтрак с дымящимся кофейником, поджаренными хлебцами и овсяной кашей.

Мистер Хьюш, словно обжигаясь углями в камине, время от времени вскрикивал, комкал газету и бросал ее на шкуру бенгальского тигра, присланную старшим сыном, естествоиспытателем, из какой-то экспедиции и красовавшейся теперь на полу.

Почтенного профессора вывели из себя крикливые заголовки, пестревшие на страницах:

«Снова маленькие зеленые человечки, и опять в той же Мальбарской обсерватории Кембриджского университета».

«Мисс Мэри Хьюш-Белл, дочь руководителей Мальбарской радиообсерватории, столь же научно остроумная, как и привлекательная, приняла разумные сигналы из космоса, протянув руку братьям по интеллекту».

«„Радио-леди“ оправдала свое прозвище, начав диалог с инопланетянами».

Даже солидная газета «Таймс» вещала:

«Следует ли признать, что мы не одиноки во Вселенной? Что жизнь на Земле отнюдь не уникальна? Очевидно, надо ожидать нового раунда дискуссии между материалистами, дарвинистами и теологами».

В Ватикане вспомнили о созданной еще в прошлом, двадцатом, веке комиссии космического миссионерства, которой предстоит теперь вплотную заняться обращением в истинную католическую веру космических аборигенов.

Профессор Джордж Хьюш обернулся к вошедшей, несколько изумленной увиденной картиной жене.

— Послушайте, что эти писаки еще вчера вечером беспардонно писали о том, о чем мы с вами и не подозревали.

И, захлебываясь от переполнявших его чувств, он не слишком внятно стал читать:

— «Обворожительная мисс Мэри Хьюш-Белл, стажёрка Мальбарской радиообсерватории Кембриджа, недаром заслужила два своих прозвища: „Дианы со стриженой головкой“ и „радио-леди“, и, кстати сказать, еще и председательницы „Лиги связи с космическими братьями“, возникшей после принятия ею же сигналов „инфракрасных человечков“, оказавшихся терпящим бедствие на околоземной орбите русским космонавтом. Но теперь сигналы приняты действительно издалека, точно повторяясь через определенные промежутки времени, бесспорно, разумные. Можно поздравить нашу „радио-леди“, выразив сочувствие пренебрегаемым ею земным мужчинам, поскольку она слывет недоступной в „фоно-клубе“, непременным членом которого состоит, отдавая досуг любимым танцам, но не оставляя надежд своим партнерам, впрочем, как и своим родителям, которым не скоро дождаться кудрявых внучат. Поистине непознаваем английский характер, когда речь заходит об Исааке Ньютоне, великом в науке и нетерпимом в споре, хотя бы с Лейбницем из-за приоритета в открытии исчисления бесконечно малых величин, или о Бернарде Шоу, неистощимом в колючем сарказме и над самим собой, и над теми, кого он блестяще изображал в своих остроумных пьесах, или, наконец, о Мэри Хьюш-Белл, о „радио-леди“, которая, отказывая в руке своим современникам, ищет в космосе… щупальца».

— Что вы можете сказать по этому поводу, уважаемая профессор Джосиан Белл? Как могла ваша дочь дойти до того, чтобы дать повод для подобных низкопробных публикаций, не поставив меня даже в известность о своих, с позволения сказать, наблюдениях, которые оказались недоступны мне, каждодневно просматривающему все записи автоматов?

— Причину скрытия от вас некоторых сигналов я готова объяснить вам позже, уважаемый профессор Хьюш, когда мы перейдем к научной сути случившегося, а пока я хотела бы напомнить вам, что речь идет не только о моей дочери, но и о вашей в равной степени, насколько я понимаю. А в соответствии с так уважаемыми вами научными традициями, она, как самостоятельный стажёр радиообсерватории, имеет полное право распоряжаться сделанными ею наблюдениями, не испытывая пресса цензуры.

— Ах так! — воскликнул профессор Хьюш, резко отодвигая недопитую чашку кофе и отказываясь от неизменной овсяной каши. — Тогда немедленно в Кембридж. Нам, руководителям радиообсерватории, предстоит совместное расследование. Собирайтесь, а я выкачу пока из гаража наш веломобиль.

Миссис Хьюш-Белл, за долгие годы супружества прекрасно изучив своего супруга, знала о бесполезности сейчас возражать ему. Для побед в частых семейных сражениях у нее выработалась своя тактика, всегда приносившая желанный результат. Поэтому она изобразила пока на своем круглом добродушном лице с излишним числом подбородков полную покорность и пошла переодеваться в дорожный костюм, поскольку ей предстояло не только совместное с мужем расследование в радиообсерватории, но и дружная работа педалями на веломобиле, ибо мистер Хьюш, будучи с юности завзятым велосипедистом, считал велоспорт надежным средством долгожительства, не держа в доме электромобиля.