- Ты не обязан ничего говорить.
- Знаю, - ответил я. - Но я должен рассказать.
И это была правда. Я очень хотел рассказать ей все. То, чего Сабатини не мог выдавить из меня пытками, я хотел дать ей в знак своей благодарности, а может, и чего-то другого.
Рассказ мой продолжался долго - ведь я хотел, чтобы она знала все. Я рассказал ей о монастыре и Соборе, о том, что моя жизнь там была долгим покойным сном, исполненным молитв и рассуждений, что физически она была сурова и скромна, духовно богата и полна и сам бы я ни за что не ушел оттуда.
Лаури слушала, кивая головой. Она понимала.
Я рассказал ей, как был уничтожен этот сон там, в Соборе, ковда вошла Фрида, полная жизни и ужаса тоже, и как Агенты ждали перед входом. Я рассказал ей о даре Фриды, о том, как она вышла на улицу, как Сабатини улыбнулся ей и отсек ступни.
Ужас исказил лицо Лаури.
Я рассказал ей, как колебался и сомневался, как пошел к Аббату и что он мне сказал, что я почувствовал и что сделал. Рассказал ей о чужаках в монастыре, о долгом бегстве по коридорам, обудивительной и страшной схватке в Соборе и о том, как я бежал.
- О! - только и вздохнула Лаури.
Затем я рассказал о Силлере и его книжном магазине, о бегстве в его удивительные комнаты, о том, чему он научил меня в своем подвале. Я рассказал ей, что узнал о политической и общественной ситуации в Галактике, о жизни Силлера. Рассказал я и о смерти Силлера, и о новом моем бегстве. Пока я говорил мне казалось, будто я все еще бегу и бегство мое никогда не кончится, бегу и никак не могу уйти от опасности.
- Ты не можешь убежать от себя, - заметила Лаури, и, конечно, была права. Я и сам давно это знал, но до сих пор не мог примириться.
Я рассказал Лаури о долгой погоне по улицам Королевского Города. Она слушала меня внимательно, смотрела на меня во все глаза, и переживала все со мной. Она пугалась и успокаивалась, оживлялась и надеялась, верила и понимала. Меня удивляло, что я могу повторять все это так спокойно, вызывать ужасные воспоминания, которые оказывались не столь ужасными, сколь грустными. Вина свалилась с меня, словно тяжкий камень.
Я рассказал Лаури, о чем думал, когда мы встретились впервые, а потом - о моем походе через весь город после нашего расставания, о том, как я попал в порт и узнал об исчезновении Фалеску. Я описал и то, что произошло в конторе, и попытку купить место на "Фениксе", и мою поимку, и то, что сказал Сабатини о моем убежище.
Лаури покачала головой.
- Он был прав. Торговцам доверять не стоило.
Я рассказал ей, как Сабатини со своими людьми и мною в придачу бежал из порта, как они привезли меня в старый замок. Описал ей комнату-пещеру, рассказал, что делал Сабатини и о чем он говорил, упомянул о том, что решил не говорить ни слова, и о кошмарной ночи, длинной-длинной ночи в камере, и о Фриде.
На глазах Лаури заблестели слезы.
- Нужно было сказать ему. Почему ты ему не сказал?
Я рассказал ей о кошмарах, которые были реальностью, и о реальности, которая была кошмаром, о многоногих существах, о тишине, одиночестве и боли, а в конце - о том, как пришла она, а я думал, что это новая дьявольская выдумка Сабатини. И все это уже не было страшно, будто случилось очень давно.
Когда я умолк, рассказав почти все, она печально покачала головой и произнесла:
- И все это ради какого-то камешка.
Однако она не спросила, почему я это сделал, ради чего страдал. Мне показалось, что она и так знает, и я был ей за это благодарен. Я все еще не был уверен.
- И ты не знал, что это такое и почему все так сильно хотят его получить?
Я пожал плечами.
- Может, это просто зеркало, в котором люди увидели отражение своих желаний. Наверное, все страдания и убийства были напрасны. А может, так бывает всегда.
- Нет, - сказала, она. - Ты ошибаешься. Я думаю, что это ключ к крепости.
Я воззрился на нее, не понимая, что она имеет в виду.
- Подумай о них... о Силлере, Сабатини и прочих, - продолжала Лаури. - Они не были мечтателями, из тех, что гоняются за иллюзией или ищут собственную тень. Это сильные люди с холодным рассудком. Они должны что-то знать. Камешек этот должен быть основанием, на котором покоится Галактика, без него вся эта фантастическая конструкция развалится. Силлер был прав: раздел власти создает непреодолимые границы между частями Галактики, но одно простое открытие может все изменить. Похоже, камешек и есть такое открытие, и все эти сильные мужчины боятся его или жаждут власти, которую он мог бы им дать. А если камень действительно таков, значит, он ключ к крепости Галактики.
- Может, ты и права, - сказал я. - Я расскажу тебе, где он находится. Прежде чем бежать из Собора, я спрятал его там, откуда никто не может его забрать, ни ты, ни я, никто другой. Но если ты будешь знать...
- Я не хочу знать, - резко прервала меня Лаури. - Не хочу, чтобы ты мне говорил.
- Но если... если тебя схватят... - я умолк. Эта мысль была ужасна, даже хуже того, что делал Сабатини. - Если тебя схватит Сабатини, ты сможешь сказать ему...
- Уж лучше мне ничего не знать. Ты сам понял, что лучше ничего не говорить. Фриде было что сказать, но это ей не помогло.
Я вздохнул.
- Хорошо. Но если ты не ошибаешься относительно камня, с ним нужно что-то делать. Он должен попасть в надежные руки, если такие существуют.
- Но ты говорил, его никто не сможет забрать.
- Это правда. Никто из нас.
Вспоминая события последних недель, я сидел прямо, но теперь опять откинулся на подушки.
- Ты знаешь обо мне все; кроме одного. А может, даже и это. Я много болтал в бреду.
- Да, - сказала она, глядя в сторону, - ты бредил. Но твои слова не имели смысла.
- Не все. Часть их была вызвана жаром и болезнью, но одно было правдивее всего, что я когда-либо говорил. Ты знаешь, о чем я.
- Нет.
Повторить это было трудно, хотя в бреду я говорил эти слова много раз. Я помнил, что произносил их и чувствовал себя счастливым, несмотря на то что стены во мне рушились одна за другой. Но сейчас я должен был помнить о стенах и чувствах другого человека, и боялся, что из этого ничего не выйдет. Но, с другой стороны, я знал, что не успокоюсь, пока не скажу. Решившись, наконец я произнес:
- Я люблю тебя, Лаури. - Это прозвучало сдавленно и неестественно, и я испугался. - Не говори ничего, я ни о чем тебя не прошу. Мне только хотелось, чтобы ты знала. - Но это не было правдой, я понимал это и потому добавил: - Ты увидела меня без стен; понравилось тебе это зрелище?
Она счастливо вздохнула.
- Да. Да...
- Почему ты вздыхаешь?
- Я боялась, что стены окажутся слишком крепкими и ты никогда не скажешь этих слов.
Она склонилась ко мне так близко, что я уже не мог различить черт ее лица.
