— Так объясни мне.
— Ведь каждый преступник будет недосягаем для полиции…
— Но и каждый честный человек будет недосягаем для преступников.
Если разработать карманный вариант, то будет покончено с преступлениями против личности. Конечно, тогда будет труднее покончить с преступниками, но общество в целом выиграет больше.
— Может быть. Но произойдет еще кое-что. Протекторат. Ты хочешь, чтобы снова произошла атомная война?
— Протекторат больше не нужен.
— Этот экран может выстоять против атомной бомбы?
— Пожалуй, нет. Во всяком случае, не против прямого попадания. Но более мощный генератор выдержит. Каждый город будет снаряжен генератором, который будет включаться при обнаружении ракеты в полете.
Правда, останется опасность взрыва бомб изнутри, но с нею проще бороться.
— В мире биллион китайцев, Коскинен. Биллион — ты можешь оценить эту цифру? Мы еще живем на земле только потому, что мы можем уничтожить их быстрее, чем они нас. Если наше оружие будет такое же, как у них, или слабее…
— О, тогда достаточно включить защитный барьер. И тогда орды, идущие через Берингов пролив будут тебе не страшны, если ты боишься их.
Их легко заставить остановиться — и без единого выстрела. Потенциальный барьер от генератора, установленного на дне моря…
* * *
Лицо Маркуса изменилось. Может он кое-что понял? Надежда вспыхнула в душе Коскинена.
— Послушай, — продолжал он, — ты упустил самое главное. Война не только станет бессмысленной — ее будет невозможно начать. Чтобы организовать войну, нужно твердое правительство и послушное население.
А когда будет защитный барьер граждане страны будут чувствовать себя в безопасности и ни одно правительство, не удовлетворяющее их, не удержится у власти. Возьмем к примеру нынешнего диктатора Китая Ванга.
Буквально через месяц после появления барьера в Китае, Ванг будет вынужден скрыться под защитой собственного барьера, и китайцы будут ждать вокруг, когда он умрет от голода.
Маркус наклонился вперед.
— Ты понимаешь, что то же самое может случится и у нас?
— Разумеется.
— Значит ты стремишься к анархии?
— Нет. К свободе. Ограниченное в правах правительство и независимость индивидуума. Я хочу, чтобы каждый гражданин имел возможность сказать «нет», если он того желает, и чтобы он не боялся последствий. Разве это не идеал, к которому стремится Америка? Конечно, мир придется немного переделать, но это маленькая цена за возвращение к принципу Джефферсона: «Дерево свободы нужно время от времени орошать кровью патриотов и тиранов» — ты помнишь? Я лично считаю, что для сравнения достаточно только крови тиранов.
Коскинен понизил голос:
— Я понимаю, что очень трудно признать свою работу бессмысленной, работу, в которую ты веришь. Но при переходе мира в новое качество работы хватит всем. Ведь мир снова начнет жить, а не прозябать.
Маркус стоял неподвижно. Ветер шевелил его волосы. Коскинену очень хотелось, чтобы ветер Земли коснулся и его лица. Солнце опустилось ниже. Наконец Маркус поднял глаза и вздохнул:
— Ну, хватит, дело зашло слишком далеко. Если ты не хочешь сдаться, то тем хуже для тебя.
Коскинен хотел ответить, но не мог. Сожаление и гнев овладели им.
Он вернулся к Вивьене.
Вивьена включила лампу в бункере, где уже стало темно, а затем встала на колени перед контейнером, где находились припасы. Он покачал головой и сел. Слабость навалилась на него.
— Поешь, — настаивала Вивьена. — Конечно, это не тот ужин, что я обещала тебе…
— Как бы мне хотелось почувствовать капли дождя, — вздохнул он.
— Ты уже не надеешься увидеть дождь, — резко выпрямилась Вивьена.
— О, надежда у меня есть. Надежда — это все, что у меня осталось.
— Он откинулся назад и посмотрел на свои руки.
Вивьена закончила свою работу и ласково погладила его.
— Полежи немного, — сказала она.
Он не стал спорить и покорно положил голову ей на колени.
Сон обрушился на него, как удар.
Она разбудила его. Он с трудом открыл глаза.
— О… может ты тоже хочешь отдохнуть? — он потер глаза. — Черт побери, я должен был позволить тебе поспать первой.
— Дело не в этом, — ответила Вивьена, лицо ее было встревожено. Они притащили какую-то машину.
Коскинен осторожно высунул голову из бункера. Яркие лампы отогнали ночь куда-то далеко. Два громадных крана, как два динозавра возвышались над барьером. Вокруг суетились рабочие.
— Но что они собираются делать?
— Понятия не имею. Все, что у нас здесь есть, довольно много весит. Может они хотят нас перенести куда-нибудь в более удобное для них место.
— Но, Пит… — Вивьена прильнула к нему. Он обнял ее за талию.
Немного погодя он ощутил, как страх покидает ее. — Ты совсем не боишься?
— Видит бог, нет, — засмеялась он.
Стрелы кранов начали опускаться. Невидимая оболочка была опутана цепями. И вот рабочий махнул рукой и стрелы начали подниматься вверх.
— О, кей, — сказал Коскинен. — Пора. — Он нагнулся над генератором, подкрутил ручку.
Поле расширилось. Цепи полопались и с грохотом упали на землю.
Краны качнулись. Коскинен вернул ручку в прежнее положение.
— Я мог бы опрокинуть эти чудовища, — сказал он. — но я не хочу причинять вреда рабочим.
— О, — дрожащим голосом сказала Вивьена, — ты великолепен.
Смятение вне барьера улеглось, рабочие отошли в сторону и на освещенное место вышел Маркус. Один.
— Коскинен, — раздался его голос, когда Пит включил переговорное устройство.
— Да? — Коскинен остался на месте. Он не хотел снова предстать перед Маркусом.
— Великолепная штука. Ты все еще хочешь сопротивляться?
— Да.
Маркус вздохнул:
— Ты не оставляешь мне выбора.
У Коскинена сжало сердце.
— Мне не хочется делать это, — сказал Маркус, — но если ты не выйдешь, я сброшу атомную бомбу.
Коскинен услышал возглас Вивьены. Его ногти впились в ладони.
— Ты не можешь, — крикнул он. — Не можешь без приказа президента.
Я знаю закон.
— А может у меня есть приказ?
Коскинен провел языком по пересохшим губам.
— Если у тебя есть согласие президента, то можно сделать проще: пригласить сюда президента и пусть он подтвердит свое согласие. Тогда я выйду отсюда.
— Ты выйдешь отсюда тогда, когда тебе приказано, Коскинен. Сейчас.
— Другими словами у тебя нет разрешения президента и ты знаешь, что ты не получишь его. Так кто из нас нарушает закон?
