- Нет, он вообще где-то пропал, и с тех пор о нем ничего не слышно. Полагают, что он возвратился к отцу.
- Когда я в последний раз разговаривала с Александром, - отозвалась наконец Юнона, - он утверждал, что это не так. По-моему, он был очень обеспокоен исчезновением Харальда, хотя умело скрывал это.
- Или умело притворялся, - сделала предположение Бренда. - Или же был обеспокоен тем, что замыслил его сын.
- В любом случае дело дрянь, - подытожил я. - Заявился новый родственничек с претензиями на престол.
- Сомневаюсь, - сказала мать. - Это маловероятно.
- Тебе не хочется верить, что так может быть, - уточнила Бренда. - А это разные вещи.
Юнона смерила ее долгим и тяжелым взглядом.
- Ты права, дочка. Не дай бог тебе узнать, каково это, когда твои дети жаждут крови друг друга.
Я опять вспомнил, с какой мукой глядела на меня мама в тот день, когда я вернулся в Солнечный Град, победив в бою Александра и едва не убив его, и в лицо мне бросилась жгучая краска стыда.
А в следующий момент все мои чувства забили тревогу, сигнализируя о появлении поблизости посторонних. Я в отчаянии застонал и не очень прилично выругался. Неужели это еще не все? Быть может, Агнцы ходят парами? Черт! Мы оказались слишком беспечными...
Превозмогая усталость, я резко принял вертикальное положение. Мир на мгновение померк в моих глазах и закачался со стороны в сторону, как палуба корабля в штормовую погоду. Передо мной повис Образ Источника, а издали, будто сквозь плотный слой ваты, донесся голос Юноны:
- Успокойся, Артур. Я забыла сказать, что вызвала нам на подмогу родственников из Сумерек. На всякий случай.
Я мигом изгнал Образ и облегченно повалился на траву. Рядом с заботливой мамой, недавно обретенной дочкой, братом и сестрой, ставшими за время моего отсутствия взрослыми мужчиной и женщиной, и с идущими на подмогу родственниками из Сумерек, от которых в данный момент я не ждал никаких каверз, я почувствовал себя в полной безопасности и наконец позволил себе отключиться.
Нелегкий выдался денек!..
9
У него были густые темные волосы, лохматые брови на широких массивных дугах и черная с проседью борода. Он был коренастый, среднего роста, гораздо ниже меня, но я всегда смотрел на него снизу вверх. Фигурально выражаясь, конечно.
В его больших карих глазах светилась мудрость тысячелетий. Его взгляд завораживал, гипнотизировал, казалось, проникал в самые глубины моего существа, разгадывал самые потаенные мысли. Он был почти ясновидец, ибо был мудр, и за свою долгую жизнь научился понимать людей лучше, чем они сами себя. Я считал его добрым, и так оно было в действительности, потому что он не смог бы прожить столько веков, если бы не любил жизнь и людей. Возможно, на определенном этапе своего существования он был циником, но впоследствии его характер стал настолько сложным, что его первоначальный цинизм под давлением филантропии постепенно сменился глубоким и благожелательным знанием человеческой натуры, всех ее сильных сторон, слабостей и недостатков.
Мой дед Янус, король Сумерек, старейшина Властелинов, навестил меня в моих покоях, что в Замке-на-Закате, когда я, проснувшись после двадцатичасового восстановительного сна, сидел в постели и жадно поглощал обильный завтрак. Компанию мне составляли Бренда и Пенелопа, которые попеременно дежурили возле меня, пока я находился без сознания, и тетя Помона, самая искусная в Сумерках врачевательница, с чьей помощью я так быстро оклемался.
При появлении деда девочки дружно вскочили на ноги. Из вежливости я тоже сделал соответствующее движение, хотя по-настоящему вставать не собирался. Как я и ожидал, Янус жестом велел мне оставаться в постели и продолжать завтрак, а сам расположился рядом с кроватью в мягком плюшевом кресле, освобожденном для него Пенелопой. Он неторопливо раскурил свою неизменную трубку из красного дерева и лишь затем спросил:
- Как самочувствие, сынок?
- Спасибо, дед, все хорошо, - с излишней бравадой ответил я, стараясь улыбнуться как можно бодрее. - Я почти в полном порядке.
- Правда, нервишки у него еще слабенькие, - заметила Помона, взглянув на меня своими бойкими черными глазами. - Но я интенсивно накачиваю его витаминами, так что скоро он будет в норме. А пока я решила оградить Артура от всевозможных посетителей.
Янус усмехнулся себе в бороду.
- Надеюсь, присутствующие не в счет?
- Ну, разумеется.
- Тогда, детки, оставьте нас вдвоем. Я хочу поговорить с Артуром наедине.
- Только не сильно донимай его расспросами, отец, - предупредила Помона.
- Да, да, конечно.
Когда Бренда, Помона и Пенелопа вышли, дед уставился взглядом в открытое окно, за которым виднелось серое мглистое небо вечных сумерек, и медленно проговорил:
- Я рад, что ты вернулся, сынок. Я уж не чаял увидеть тебя живым.
И тут я понял, что подсознательно боялся встречи с дедом, потому как знал, что отвечу на любой его вопрос - без малейшего нажима с его стороны, просто по привычке слепо доверять его суждениям, во всем полагаться на его опыт, знания и мудрость. Янус крайне редко проявлял властность, хотя он выглядел весьма внушительно, надевая на себя маску грозной непреклонности. Ему почти никогда не приходилось повторять свои распоряжения дважды или повышать голос, обычно он выражал свою волю в форме пожеланий - и все тотчас бросались исполнять их с большим рвением и энтузиазмом. В Сумерках (и не только в Сумерках) он был непререкаемым авторитетом, и остальные беспрекословно повиновались ему. Так повелось еще с незапамятных времен; это казалось настолько естественным, что никому даже в голову не приходило задаваться вопросом, на чем же в действительности зиждется его безграничная власть над людьми. В Стране Вечных Сумерек не было официального наследника престола. Когда-то, в давние времена, этот титул существовал, но постепенно он утратил в глазах людей всякий вес, стал считаться архаизмом, а потом и вовсе канул в лету. Янус пережил стольких своих наследников, что в конце концов все уверовали, что его правление будет длиться вечно.
Не дожидаясь, пока дед сам попросит меня, я начал рассказывать ему обо всем, что случилось со мной с момента моего исчезновения. Повесть моя не отличалась стройностью композиции, местами я очень спешил, перескакивая с одного на другое, местами вдавался в ненужные подробности, но дед слушал меня не перебивая. Прошедшие тысячелетия научили его терпеливо выслушивать людей, даже если подчас они несли откровенный вздор, пускались в пространные псевдофилософские рассуждения, ударялись в длиннющие сентенции. Когда я делал паузу, чтобы перевести дыхание или поглотить очередную порцию завтрака, Янус не вставлял никаких замечаний, а молча ждал продолжения, пыхтел трубкой и все так же смотрел в окно, лишь изредка обращая на меня свой острый, проницательный, будто читающий все мои мысли взгляд.
