Мутнеющие глаза пытались поймать взгляд Эверарда, но тщетно.
— Я хотел взять тебя в плен, выпытать, где спрятана и как работает твоя повозка, а затем убить тебя… это правда… но не ради себя. Для блага государства. Я боялся, что ты заберешь царя в его страну, ведь я знал, что он этого хочет. И что тогда станет с нами? Будь милосерден, ведь и тебе когда-нибудь понадобится милосердие.
— Не бойся, — сказал Эверард. — Царь останется здесь.
— Хорошо, — выдохнул Гарпаг. — Я верю, что ты говоришь правду… я не смею думать иначе… Но тогда… значит, я искупил свою вину? — еле слышно спросил он с тревогой в голосе. — За то убийство по приказу моего повелителя, когда я положил беспомощного младенца на вершину холма и смотрел, как он умирает, — искупил ли я свою вину, человек из страны царя? Потому что из-за смерти царевича… наше государство чуть не погибло… но я нашел другого Кира! Я спас всех нас! Искупил ли я свою вину?
— Да, — сказал Эверард и подумал о том, имеет ли какую-нибудь силу данное им отпущение грехов. Гарпаг закрыл глаза.
— Тогда оставь меня, — сказал он, и это прозвучало как слабое эхо команды.
Эверард осторожно опустил его на землю и заковылял в сторону. Два перса склонились над своим господином, исполняя какой-то ритуал. Умирающий воин вернулся к своей молитве. Эверард сел под деревом, разорвал часть плаща на полосы и принялся перевязывать свои раны. Той, что на ноге, придется заняться. Ему надо как-то добраться до скуттера. Это будет нелегко, но он как-нибудь перебьется, а врач Патруля вылечит его за несколько часов с помощью медицины, которая появится в будущем, даже много позже, чем его собственная эпоха. Ему придется отправиться в какое-нибудь отделение в малоизвестном ареале, чтобы не отвечать на вопросы, которых будет слишком много в двадцатом веке. А он не может себе позволить подобные разговоры. Если только в главном управлении узнают, что он решил сделать, вероятно, запретят ему и думать об этом.
Ответ пришел к нему не как озарение, а как убеждение, которое подсознательно созревало уже давно. Он откинулся назад, переводя дыхание. К этому времени подошли еще четыре воина, им сказали, что произошло. Никто из них не обращал на Эверарда внимания, они лишь бросали на него взгляды, в которых страх боролся с гордостью, и незаметно делали знаки против злых сил. Затем воины подняли своего мертвого начальника и умирающего товарища и понесли их в лес. Сгущались сумерки. Где-то проухал филин.
9
Великий царь сел на постели. За занавесками раздался какой-то легкий шум.
Кассандана, царица, неслышно зашевелилась. Тонкая рука скользнула по его лицу.
— Что там такое, о солнце моего счастья? — спросила она.
— Не знаю.
Он пошарил под подушкой, где у него всегда лежал короткий меч.
— Ничего.
Ее ладонь скользнула по его груди.
— Нет, солнце моей души, — прошептала она, внезапно задрожав. — Что-то случилось. Твое сердце бьется, как барабан войны.
— Оставайся здесь. — Он встал с постели, откинув тяжелый полог.
Лунный свет лился с иссиня-голубого неба и падал на пол сквозь сводчатое окно. Он почти слепил, отражаясь от бронзового зеркала. Воздух холодил обнаженное тело.
Какой-то черный металлический предмет, на котором находился человек, осторожно дотрагивающийся до тумблеров на пульте управления, внезапно, как тень, возник в воздухе.
Предмет беззвучно опустился на ковер, и человек сошел с него. Он был в шлеме и греческой тунике, крепко сложен и высок ростом.
— Кейт, — прошептал он.
— Мэнс!
Денисон вышел из темноты в лунный свет.
— Ты вернулся!
— Да не может быть! — иронически усмехнулся Эверард. — Скажи, нас тут могут подслушать? Не думаю, чтобы меня видели. Материализовался прямо над крышей и спустился на антигравиаторе.
— За дверью стража, — сказал Денисон. — Но они не войдут, пока я не ударю в гонг или не крикну.
— Хорошо. Одевайся.
Денисон выронил меч. Секунду он стоял не двигаясь, затем у него вырвалось:
— Ты нашел выход?
— Может быть, может быть…
Эверард отвел глаза и стал выстукивать дробь на панели управления.
— Послушай, Кейт, — сказал он в конце концов. — У меня есть одна мысль, но из нее может ничего не получиться. Мне нужна твоя помощь. Если у нас все выйдет как задумано, считай, что ты дома. Главное управление будет поставлено уже перед свершившимся фактом и закроет глаза на какое-то там нарушение правил. Если же ничего не выйдет, тебе придется вернуться сюда в эту самую ночь и жить жизнью Кира до самой смерти. Ты в состоянии пойти на это?
Дрожь била Денисона сильнее, чем при лихорадке. Очень тихо он сказал:
— Наверно.
— Я сильнее тебя, — грубо напомнил Эверард, — и у меня с собой современное оружие. Если будет необходимо, я доставлю тебя назад связанным. Пожалуйста, не заставляй меня делать это.
Денисон глубоко вздохнул.
— Не заставлю.
— Тогда остается надеяться, что боги будут на нашей стороне. Одевайся. Я объясню тебе все по дороге. Скажи этому году «прощай» и, будем надеяться, что не «до свиданья», потому что, если все получится, ты его никогда больше не увидишь, да и никто другой тоже.
Денисон, уже отправившийся в угол комнаты, где была свалена его одежда, которую до утра должен был прибрать раб, остановился на полдороге.
— Что? — спросил он.
— Мы попробуем переписать историю, — сказал Эверард. — Или, может быть, восстановить историю в таком виде, как она существовала на самом деле. Не знаю. Давай скорее!
— Но…
— Говорю тебе, одевайся! Понимаешь ли ты, что я появился здесь в тот же самый день, когда уехал отсюда, что в эту минуту я, раненый в ногу, карабкаюсь по холмам, только бы выкроить для тебя лишнее время? Давай, шевелись!
Денисон принял решение. Лицо его находилось в темноте, но голос прозвучал твердо, хоть и негромко.
— Мне надо проститься с одним человеком.
— Что?
— С Кассанданой, моей женой. Она была со мной… Боже, уже четырнадцать лет! Она родила мне троих детей и выхаживала меня, когда я два раза умирал от лихорадки и сотни раз от отчаяния, а однажды, когда мидяне были уже у ворот города, она повела за собой женщин, и они вдохновили нас на сражение и победу… Дай мне пять минут, Мэнс…
— Ну хорошо, хорошо. Правда, за пять минут до нее и евнух дойти не успеет…
— Она здесь.
Денисон скрылся за пологом ложа.
Эверард так и остался стоять, пораженный.
ТЫ ЖДАЛ МЕНЯ СЕГОДНЯ НОЧЬЮ, подумал он, И ТЫ НАДЕЯЛСЯ, ЧТО Я СМОГУ ВЕРНУТЬ ТЕБЯ ЦИНТИИ, И ВСЕ ЖЕ ТЫ ПОСЛАЛ ЗА КАССАНДАНОЙ.