Вдохновленный этим напутствием, Фухе быстро решил все вопросы в управлении поголовной полиции: получил билеты, командировочные, описание сапог и фотографию Скорфани. Затем ему осталось лишь принять свои привычные десять кружек пива. Идти в «Крот» не хотелось, поскольку там можно было столкнуться с сослуживцами, и Фердинанд направился в «Медузу» уютный бар на окраине, где никогда не бывало более пяти драк за вечер. После стаканчика виски и пары кружек пива на душе немного полегчало, и Фухе стал представлять свое будущее в несколько более розовом свете.
Было уже около десяти часов вечера, когда у входа послышался сильный шум и мощная ругань:
— Куда пресся! — вразумлял какого-то посетителя швейцар. — И так свинья свиньей, прости господи! Стой! А ну стой, говорю!
Фухе оглянулся. Через толпу, запрудившую бар, проталкивался невысокий парень в спортивных штанах, майке, на одной его ноге красовался домашний шлепанец, вторая же сверкала голой пяткой. Настроение у пришедшего было, судя по всему, чрезвычайно благодушным.
— А чего это вы все тут собрались? — поинтересовался он у публики. У-у, рожи! И откуда столько убоищ выискалось?
— Во дает! — сказал кто-то, и несколько крепких ребят окружили оратора.
— Надо же! — продолжал тот. — Амнистия, что ли, была? Или дурдом разогнали?
— Придется вломать! — раздался авторитетный голос, и кольцо сомкнулось. Но побоище не успело начаться: Фухе, внимательно всматривавшийся в облик буяна, подскочил к толпе и аккуратно вывел его из рокового кольца.
— Ну, будет, ребята! — уговаривал он собравшихся. — Не обижайтесь! Вы же видите: человек душой возвеселился.
Экзекуторы поворчали и отстали. Фухе усадил спасенного за свой столик.
— А! — заорал тот, узнав инспектора. — Это вы, Фердинанд! Вас уже выпустили из кутузки?
— Я это, Алекс! — поспешил успокоить своего собеседника Фухе, ибо это был его давний приятель Габриэль Алекс, спутник бурной юности Фердинанда, которого он не видел полгода. — Но почему ты решил, что я в кутузке?
7. ПРИКЛЮЧЕНИЯ В ГЛЯЙВИЦЕ
Габриэль радостно посмотрел на своего приятеля, выдул единым духом кружку пива и поспешил пояснить:
— Да я же искал вас, Фердинанд! Искал-искал, а мне говорят: Фухе в полиции. Я и решил, что они заштопали вас за все наши…
— Постой, постой, Алекс! Дело в том, что я сам…
— Да ладно! — перебил его Габриэль. — Раз вы на свободе — остальное неважно. Понимаете, Фухе, я влип в одну историю… Только вы сможете мне помочь…
— Бедняга! — вздохнул Фердинанд. — Я бы с удовольствием, но мне завтра лететь за границу.
— Значит, приходится вам все же делать ноги, — понимающе кивнул Алекс. — Понимаю, наши легавые — сущие вампиры!
— Ладно, Габриэль! — поспешил перебить его Фухе. — Что у тебя случилось-то?
— Ох! — вздохнул Алекс. Он решительным движением опрокинул в себя вторую кружку пива и совсем уже собирался начать рассказ, как внезапно его повело. Габриэль сполз со стула на пол, икнул и задремал.
Инспектору не оставалось ничего другого, как вложить своего приятеля в такси, назвать шоферу адрес и отправиться к себе домой — собирать вещи…
В Гляйвиц Фухе прилетел в середине дня 31 августа. Инспектор сошел, пошатываясь, с трапа самолета — его укачало. Придя немного в себя, Фердинанд решил не начинать с места в карьер поиски негодяя Скорфани, а вначале акклиматизироваться, для чего был избран местный пивной бар, где Фухе, разменяв выданную ему валюту, углубился в дегустацию прекрасного баварского темного. Когда инспектор немного отмяк, его внимание привлекла шумная компания, расположившаяся в дальнем углу зала. Среди десятка здоровенных лбов выделялся громадный детина с физиономией, сплошь покрытой шрамами.
— Где-то я его видел, — пробормотал Фухе. — Вроде, похож на Акселя Конга… Где же я его видел?…
Между тем детина со шрамами поднял вверх свою кружку, желая произнести тост. Его приятели смолкли.
— Господа! — начал он. — В час, когда назревают великие события, предлагаю выпить за наш славный батальон — за «Вюртемберг — семьсот семьдесят семь». Хох!
— Хох! — заорала компания. — Слава нашему батальону! Слава Отто!
«Отто! — подумал Фухе и похолодел. — Ну конечно же! Это Отто Скорфани!»
Инспектор достал из бумажника выданные ему фотографии. Первым делом он убедился, что догадка его оказалась верной — это был Скорфани собственной персоной. Затем он сверил фотографию сапог. Сомнений и тут не было: сапоги были именно те, заветные, названные министром «нашим национальным достоянием».
«Вот это удача!» — подумал Фухе, но тут же ему в голову пришла мысль, что, будь Скорфани один, можно было рискнуть, но справиться с дюжиной громил из какого-то загадочного «Вюртемберга-777»…
«Что делать? В посольство обратиться? Это далеко — в Берлине. Консульства здесь нет… Послать телеграмму… Даже если «молнию», то не успеть… О, идея! Здесь же есть радиостанция — пошлю-ка радиограмму!»
Фухе незаметно вышел из пивной, узнал дорогу и поспешил на радиостанцию. Там он начал заполнять бланк радиограммы, лихорадочно вспоминая выученный им в школе поголовной полиции шифр. Он не успел составить и половины текста, когда вдруг над его ухом грянул выстрел, затем другой.
Фухе присел и быстро вынул свое заветное оружие — «Смит и Вессон» образца 1902 года. Правда, патронов у него было всего три, да и те он не имел права тратить — в противном случае у него высчитывали из жалования в тройном размере — следствие проводимой в поголовной полиции кампании по экономии ресурсов. Но Фердинанд решил подороже продать свою жизнь. Вновь грянули выстрелы, и в дверь ворвались несколько громил в конфедератках. Несмотря на конфедератки, Фухе сразу же узнал своих соседей по пивной и прежде всего Скорфани, вошедшего первым.
— Ах, матка боска ченстоховска! — заорал Скорфани, стреляя в потолок. — Ах, холера ясна, пся крев, вшиско пожонкне! Ах, еж тя матку, кляты швабы! Мы есць войско польске, доннерветер! Мы объявляем войну германам, ферфлюхте их тойфель!
Его подручные бросились в радиорубку и стали что-то орать в микрофон, время от времени стреляя в потолок. Остальные начали резво обшаривать карманы всех, находившихся в комнате.
— Ну, врете! — пробормотал Фухе. — Не отдам я свои командировочные!
Все решали секунды, и инспектор решил идти напролом. Он собрался со всеми своими моральными силами и гаркнул, обращаясь непосредственно к главарю:
— А врешь ты, Скорфани! Никакой ты к черту не поляк! И вообще, пошто сапоги спер?