— Почему я должна предлагать вам такое… общение?
— Потому что вы пришли говорить со мной о судьбах Земли, о братстве гуманных галактик, а на самом деле вам нужен дупликатор, без которого мне не улететь.
— Как я понимаю, — сказала куда более опытная, чем Ниночка, Вероника, — кто-то вам предлагал уже свое тело, и безрезультатно. Так как Пегги вряд ли нуждается в дупликаторе, значит, это была русская анархистка. Наивная девочка — цыпленок. Таких мужчины не любят, потому что они спешат повиснуть у них на шее.
— Что же вы мне предложите за дупликатор? — спросил Рон.
— Рассказ, — ответила Вероника. — Рассказ о моем отце, о моей безнадежной жизни, о том, что без дупликатора мне никогда не увидеть отцовского дома, который без завещания займут дети его обнаглевшего жадного брата, о том, что я буду бедной и вынуждена буду пойти на панель, так как я никуда не годная певица.
— Как так — пойти на панель? — не понял Рон.
— Торговать своим телом, — пояснила Вероника.
— А что с ним будет делать покупатель? Или у вас еще есть случаи каннибализма?
— В переносном смысле — да.
— Я ненавижу вашу планету, — сказал Рон.
— И не намерены ей помогать?
— Ненависть не подразумевает отрицательных действий, — туманно ответил пришелец.
— Я обращаюсь к вашей жалости, — сказала Вероника. — Я молода, красива, я добрый нормальный человек. Я любила моего отца, хотя он не заслужил этой любви. Я хочу получить от жизни лишь то, что мне положено получить.
— И ради этого вы готовы убить меня?
— Я буду счастлива, если вы останетесь живы. Но вы можете умереть в любой момент. И сделаете тогда меня несчастной. Я не говорю о судьбах Земли — их не изменишь. Только о моем скромном счастье.
Рон закрыл глаза.
Веронике показалось, что он умер.
— Рон, — позвала она, — господин инопланетянин! Очнитесь! Нет, этого не может быть…
— Считайте, что я уже мертв, — ответил Рон, не открывая глаз.
Вероника не выдержала. Она готова была кинуться на него с кулаками. Она кричала на пришельца, обвиняла его в жестокости, в коварстве… Но Рон спал. Или делал вид, что спит.
Не видя ничего вокруг от гнева, Вероника выбежала из туманного, слишком белого и слишком расплывчатого корабля. Все погибло. Все погибло из-за этого бездушного мерзавца!
Но внешне она оставалась спокойной.
Перебежав по бревну на сухое место, Вероника поняла, что должна взять себя в руки. Иначе… иначе все потеряно.
А сейчас? — задала она себе вопрос.
Сейчас, ответила она себе, остается один шанс.
Она направилась к лагерю. И через несколько шагов человек, которого она искала, вышел из-за груды поваленных стволов.
Костик нес под локтем ружье — он не оставил надежды отыскать японца.
— Костья, — позвала его Вероника, останавливаясь и поправляя пепельные волосы, — у вас есть для меня секунда времени?
— Разумеется, — обрадовался тот. — Хоть вся жизнь.
— Мне не нужна жизнь. Мне нужна помощь, — сказала Вероника. — Вы единственный человек, который может меня спасти.
* * *
Костик вошел в корабль, и ничто ему не помешало. Рон лежал без сознания, он не слышал Кости до тех пор, пока тот не подошел к нему совсем близко и не наклонился, стараясь понять, дышит пришелец или уже помер.
Рон открыл глаза. Костя казался частью тумана.
— Господин Рон… — сказал Костя, нависая над пришельцем. Ружье он продолжал держать в руке. — Я пришел к вам за прибором. За дупликатором. Вы меня слышите?
Рон чуть заметно улыбнулся. Все это было слишком похоже на дурной сон.
— Я не буду вас пытать или бить, — сказал Костя, — хоть я думаю: лучше бы вы вообще сюда не прилетали.
— Почему?
— Потому что до вас мы жили как могли, хорошо ли, плохо ли, а теперь старой жизни нет. Неужели не понятно?
— Понятно.
— Если вы отдадите мне дупликатор, Вероника, от которой я без ума, наверное, согласится выйти за меня замуж.
— А если обманет?
— У меня есть шанс. Я его должен использовать…
— Я больше не могу… — сказал Рон. — Я даже не могу улететь… я потерял время… Поздно… все поздно… все потеряно…
Дупликатор нехотя отделился от стены и подплыл к Костику. Тот шарахнулся в сторону, подняв ружье, чуть не выстрелил.
Рон не слышал. Рон заснул… он угасал.
Костя отбросил ружье. Он схватил дупликатор и побежал к выходу. Он не знал, что придумает астронавт, когда придет в себя. Но он может и убить…
Прижимая аппарат к груди, он вышел из корабля.
Начало темнеть… Сумерки были исчерчены частыми снежинками, которые падали на землю и покрывали ее белым саваном. От этого провалы воды и черные стволы казались еще чернее.
Костя постарался засунуть сложенный дупликатор за пазуху, но тот не помещался. Выйдя на сухое место, Костик остановился. Он не знал, где отыщет Веронику, и не хотел, чтобы кто-то другой догадался, с какой добычей он покинул корабль. Надо спрятать…
Крючки на кожухе отстегивались с трудом, Костик спешил…
Дуглас ударил его по голове тяжелым суком, и Костя послушно и беззвучно улегся у его ног.
Дуглас и не ожидал такого везения. Он шел к кораблю пришельца, уверенный в неудаче, в провале своей миссии, потому что был неудачником с детства. Если кто-то крал яблоко в саду пастора, то пороли всегда хорошенького, но бедного Дугласа. Слишком много было соперников. Слишком много. И этот… пришелец, он не хочет умирать. Дуглас отлично понимал его, но все же пошел к кораблю, пошел, как бы выполняя тяжкий родственный долг.
Ему дупликатор был нужнее всех. В этом путешествии он потерял все — и покровительство японской разведки, ссудившей его деньгами, и руку Вероники, и деньги, взятые в долг, и, возможно, доброе имя… Дупликатор был богатством. И для Дугласа он имел конкретное и очень простое применение: бриллианты его двоюродного дяди, которые никогда не перейдут к нему по наследству, лежали в дядином имении, и раз в году, на день рождения дедушки, их вынимали и соседские сквайры приезжали посмотреть на чудеса Индии. Двух-трех карбункулов будет достаточно… а если мало, то можно будет повторить. И всегда найдется ювелир, который согласится распилить слишком известные, но все же не краденые камни.
Когда Дуглас увидел Костика, который стоял, полускрытый голыми ветвями, и пытался засунуть за пазуху дупликатор, голова его стала ясной, а движения четкими, как на боксерском ринге. Одно движение — и в руках тяжелый сук, второе — и Костя падает к его ногам.
