– Конечно приезжай. Мы тебе всегда рады. Только в тюрьму больше ни ногой.
– Договорились.
Мэтт отвез меня в аэропорт. У меня возникло странное ощущение, что видимся мы в последний раз, и я долго смотрел ему вслед – Мэтт рассекал толпу, как океанский лайнер волны.
Три часа спустя я приземлился в Ньюарке, взял такси и поехал домой. Таксист поставил диск со старыми вещами Creedence Clearwater Revival, и на меня нахлынули воспоминания о первых днях знакомства с Дианой. Мы встретились на пикнике, я потерял ее номер телефона, потом столкнулся с ней в кинотеатре… а первую нашу ночь мы провели в каком-то мотеле на побережье Нью-Джерси. Как ни странно, воспоминания эти были четче и ярче, чем впечатления, оставшиеся после визита в тюрьму Потоси.
Когда расследуешь запутанное и сложное дело, какая-то часть рассудка продолжает об этом думать, даже если мысли заняты другим. Я расплатился с таксистом, открыл входную дверь и на пороге решил, что признание Спэла – чистая правда, лгать ему было незачем. А вот Дерек Симмонс тридцать лет назад соврал следствию. И теперь я собирался выяснить почему.
Два дня спустя я позвонил Симмонсу и тут же отправился к нему, обнаружив адрес в заметках Джона Келлера. Симмонс жил по соседству с полицейским управлением Принстона. Я приехал к нему часа в три пополудни. Тяжелые тучи наконец пролились дождем на черепичные крыши.
Внешности Симмонса я не помнил – когда я расследовал дело, Дереку Симмонсу было слегка за сорок, так что сейчас я ожидал встречи с дряхлым стариком. Однако, несмотря на глубокие морщины и седину, он выглядел гораздо моложе.
Я представился, и он сказал, что смутно помнит следователя, больше похожего на священника, а не на копа. Вспомнив, что Келлер упоминал сожительницу Симмонса, Леонору Филлис, я спросил, где она. Симмонс сказал, что Леонора уехала в Луизиану ухаживать за матерью после операции.
Он провел меня в гостиную, усадил на диван и угостил кофе, приправленным корицей, объяснив, что научился этому у Леоноры, уроженки Луизианы. Потом он наполнил свою кружку и закурил, придвинув пепельницу, утыканную окурками.
– Вот я бы вас не признал, если б случайно где увидел, – сказал Симмонс. – Если честно, мне вообще хочется об этом деле забыть. Тут пару месяцев назад какой-то журналист приезжал, все вынюхивал.
– Да, мы с ним беседовали.
Сверяясь с записями в блокноте, я рассказал Симмонсу о признании Фрэнка Спэла. Симмонс слушал меня внимательно, не прерывая; он изредка отхлебывал кофе и курил одну сигарету за другой. Когда я завершил рассказ, Симмонс предложил мне еще кофе. Гора окурков в пепельнице грозила просыпаться на столешницу красного дерева.
– Надеюсь, теперь понятно, почему я счел нужным с вами встретиться, – сказал я.
– Нет, – ответил он. – Ничего мне не понятно. Почти тридцать лет никто меня об этом деле не спрашивал, а теперь всех любопытство разобрало. С чего бы это вдруг? Мне об этом говорить неприятно. Профессор был моим единственным другом.
– Дерек, вы помните свои показания тридцать лет назад? Вы их не так давно журналисту повторили?
– Помню, конечно.
– Так вот, не стыкуются они с рассказом Спэла. Он утверждает, что в тот вечер прятался в саду, за домом. Вы говорили, что в то же время, то есть в девять часов вечера, прятались в том же месте. Неужели вы друг друга не заметили? Вы сказали, что в гости к профессору пришла Лора Бейнс, а потом явился Ричард Флинн и устроил скандал, после чего Лора уехала. А позже вы якобы видели ее машину у дома. Спэл о Лоре даже не упоминал. Он утверждает, что профессор был с Ричардом Флинном и что они не ссорились.
Все расхождения в показаниях Симмонса и Спэла я аккуратно, по пунктам записал в своем блокноте.
– Ну и что? – равнодушно осведомился Симмонс. – Может, этот тип чего напутал или соврать решил. Почему ему вы верите, а мне – нет? И вообще, чего вам от меня надо?
– Все очень просто, – ответил я. – Один из вас лжет. И по-моему, это вы. Интересно, зачем вам лгать?
Он натянуто улыбнулся:
– Может, я и не вру. Может, я теперь ту ночь плохо помню. Старый стал. С возрастом многое забывается.
– Дело в том, что ваш недавний рассказ Келлеру почти дословно совпадает с вашими тогдашними показаниями, наутро после убийства. А еще вы Келлеру сказали, что Лора и Видер были любовниками.
– Может, и были. Вы же точно не знаете, были или не были.
– Об их связи, кроме вас, больше никто не упоминал. А Флинн был в Лору влюблен, так что следствие должно было ухватиться за версию убийства из ревности.
– Ну, я тогда думал, что они были любовниками. Я ж не виноват, что вы не тех людей об этом расспрашивали. Вот я и сейчас считаю, что Ричард сначала ушел, а потом вернулся и профессора убил. А то, что вам этого доказать не удалось, так это не моя забота.
– Дерек, признайтесь, вы в тот вечер в саду не прятались, верно? Почему вы Флинна подставляете?
Внезапно Симмонс озлобился:
– Никого я не подставляю! Говорю же, я своими глазами видел, как они втроем в гостиной сидели.
– Значит, вы больше часа на морозе в снегу простояли? А как вы были одеты?
– Да не помню я!
– И как вы со Спэлом друг друга не заметили?
– Может, он все выдумал! Не было его там. Или был, но не в тот вечер, откуда мне знать!
– А почему вы утверждаете, что Лора Бейнс у профессора в гостях была?
– Потому что я ее видел! И ее, и машину ее. Все, надоело мне одно и то же повторять! Я не попугай! – Он резко поднялся. – Ну, время вышло. Я обещал заказчику сегодня к вечеру автомобиль починить. И вообще, при всем уважении, мне ваш тон не нравится. А теперь пора начать матч. Благодарю за понимание.
– Простите, что вы сказали?
– То, что комментатор объявил – ну, во время бейсбольного матча «Нью-Йорк янкиз» с «Балтимор ориолс», на следующий день после гибели Турмана Ли Мансона[14]. Я тогда на стадионе был, сам слышал. Все, больше о Видере я говорить не желаю – и без ордера не буду. А теперь позвольте, я вас провожу.
Ситуация была до смешного нелепой: подозреваемый выставил меня из дома как мальчишку, заигравшегося в детектива. Давно минуло то время, когда я был настоящим копом, с пистолетом в кобуре и жетоном на груди. Теперь я, старый дурак, совал нос не в свое дело.
Я сел за руль, швырнул блокнот в бардачок и выехал на Вэлли-роуд. Ливень хлестал в лобовое стекло, дворники не справлялись с потоками воды, а я пытался понять, что делать с полученной информацией. Ясно было, что Дерек лгал – и сейчас, и тридцать лет назад. Мэтт упоминал, что адвокат Спэла требовал повторного рассмотрения дела, но безуспешно. Вряд ли кого-то заинтересует, что какой-то придурочный пенсионер, хоть и бывший коп, уличил Симмонса во лжи.
Несколько дней я чинил крышу, красил стены в гостиной и занимался хозяйством, однако мысли о расследовании не оставляли меня в покое.
В субботу я привел в порядок сад, а в воскресенье отправился в Нью-Йорк, на встречу с бывшим коллегой, Джимом Фостером, который недавно выписался из больницы после инфаркта. Стояла прекрасная погода, и мы решили прогуляться, а потом пообедать на веранде ресторанчика неподалеку от Лафайет-стрит. Джим пожаловался, что доктора посадили его на жуткую диету. Я спросил его, помнит ли он дело об убийстве Джозефа Видера.
– Кого? – удивился Джим.
– Был такой профессор в Принстоне, его убили в собственном доме, в декабре восемьдесят седьмого. А теперь в тюрьме Потоси объявился некий тип, приговоренный к смертной казни, который утверждает, что это он Видера убил. Зовут его Фрэнк Спэл, ему в восемьдесят седьмом двадцать два года было.
– Фрэнк… – произнес Джим, глядя на мою тарелку итальянской колбасы. – Фу, противное имя. Я в детстве «Унесенных ветром» читал, там был персонаж по имени Фрэнк[15], у него изо рта скверно пахло. Вот с тех пор как слышу имя Фрэнк, так это и вспоминаю, не знаю почему. А у тебя к этому делу какой интерес?
– Вот у тебя не было случаев, когда расследование зашло в тупик, ты не разобрался, что к чему, а потом, даже много лет спустя, этим мучишься?
– Ох, Рой, у меня много дел было.
– Да, конечно. Но мне вот это дело покою не дает. Чувствую, что я что-то важное упустил, а что именно – не соображу. Такое ощущение, что если я сейчас с этим не разберусь, то справедливость уже не восторжествует – по-настоящему, не так, как в сериале «Закон и порядок».
Поразмыслив, Джим ответил:
– Ну да, я понимаю, о чем ты… Знаешь, когда я в девяностые в Нью-Йорк перебрался, то одно время работал в отделе борьбы с наркотиками. Мы тогда еще с ФБР тесно сотрудничали, с Готти и с ирландской бандой Вестиз в Адской Кухне разбирались. Да, веселое было времечко. Так вот, бывшая любовница одного из главарей Вестиз, некая Майра, решила рассказать обо всех его грязных делишках. Мы договорились встретиться в баре «Фул мун», на Сорок третьей Западной улице. Мой партнер, Кен Финли – его год спустя никарагуанцы подстрелили в Нью-Джерси, – вместе со мной пошел. В общем, явилась эта Майра, я ей объяснил, как работает программа защиты свидетелей, она меня выслушала, сказала, что ей в туалет надо. Ну, мы ее минут десять подождали, а она не возвращается. Я попросил официантку в женский туалет заглянуть – нет никого. Пригласили управляющего, все кругом обыскали… Столик наш рядом с туалетом стоял, мимо незаметно не пройдешь. В туалетной комнате окон не было, разве что в унитаз просочиться или по вентиляционной шахте пролезть, только туда и младенец не втиснулся бы. В общем, куда эта Майра делась – загадка.
