Кир замер в задумчивости.
– Чего-то мне не хватает, мой друг. Нам не хватает… А чем мы закончим вечер? Тут нужна уже не Грузия… Знаю! – воскликнул Кир с видом Архимеда, провозгласившего «Эврика!». – «Херес»! Бутылочку «Хереса» нам. Есть же у вас «Херес»? Отлично! А дамам возьмем «Мадейры». И того, и другого – по бутылочке. Больше не нужно. Таааак. Вот теперь я уверен, что наш вечер будет дивным.
И Кир покатил тележку к кассе, перманентно любуясь ее содержанием. Так, наверное, Ван Гог любовался десятой или одиннадцатой копией своих «Подсолнухов». Сиял Кир, сияла девушка в бордо за их спинами. Сияла кассир, тоже в бордо, увидев, что в тележке нет свободного места. Пока касса довольно попискивала, насыщаясь приобретенным товаром, у Кира возникло новое предложение.
– А знаете, мой друг, не навестить ли нам «Варяк»? Старый добрый «Варяк». Посидим, поболтаем. Завтра, при дамах, наши разговоры, согласитесь, будут иными.
Нестор не возражал. Он и сам подумывал о кружке-другой обычного пива после всей этой экскурсии меж вин, в которых он не разбирался, чего, между прочим, совершенно не стыдился.
– Девушка, мы же можем оставить наши удивительные приобретения у вас и забрать их потом, на обратном пути? Вот и отлично! Идемте, мой друг! Нас ждут великие дела!
Тамара наливала, грузчик Володя гремел кегами, пена была через край, зал гудел, но места были. «Варяк» встретил своих блудных сыновей, как говорил евангелист Лука: «а о том надобно было радоваться и веселиться, что брат твой сей был мертв и ожил, пропадал и нашелся». На столе привычно расположились четыре местных «пинты» – две на сейчас, а две про запас. Кир, взяв старт в «Доме Диониса», остановиться не мог. Он вещал.
– Необходимость в наличии мозга, – того мозга, еще в архаичном его понимании: как хранилища опыта, информации, – отпала! Память – на серверах, информация – в общем доступе и, стало быть, нигде! Как ранее люди разделились на умеющих и не умеющих читать, так ныне – на активных и пассивных пользователей интернета. На кроманьонцев и неандертальцев, на ветвь продуктивную, с точки зрения господствующей социальной доктрины, и непродуктивную, тупиковую. Как изобрести качалки для мозга? Да и кто пойдет нынче в такую качалку? Раньше мы пытались перенести в страну идей всю природу, сравнять по объему содержание своего опыта с миром. Не смотрите на меня так, не я говорю эти слова – Потебня, умничка, золотой языковед и философ. Мы пытались соединить всю эту огромную массу отрывочных явлений, причин и следствий, в нераздельное единство. Наш разум пытался организовать целостность – такова вообще конечная цель умственных усилий человека. Один бургомистр пятнадцатого века, Брюгге Мартин его звали, выбрал своим девизом «Gibt es einen Grund!». Знаете, как переводится с немецкого? «Есть причина!». Таким должен быть жизненный девиз всего человечества. А наш жизненный девиз нынче «Дайте фактов!», фактов, разных, цепляющих, бодрых. Но никто не ищет грунт, причину. Таково наше время – все больше накачанных тел, все меньше накаченных разумов, поскольку, как ни крути, а мышцы накачать много легче. Да и господствующая доктрина такова, что блокирует любые попытки у филистеров к прокачиванию мыслительного аппарата. А это раздражает и, опять-таки, гонит в тренажерный зал…
Внезапно Кир замолчал. Даже не просто замолчал, а оборвал речь так, что у него прозвучало в конце «в тренажерный за!». Это, как бы, превратило его последнюю фразу в классическую риторическую антитезу самому себе. Он смотрел за поверх головы Нестора с таким видом, как будто воскрес черно-белый Дракон Семен Немирович Волх. Опасности не было – Наг-анн и селфиметр спали в Наговой сути Нестора и не думали просыпаться. Но Нестору стало как-то неуютно. Он медленно повернул голову. За спиной стояла Тамара.
Дело в том, что Тамара никогда не выходила из-за стойки. Вернее, она могла сделать это в исключительных случаях: когда зал был пуст, когда ей было скучно, а единственный клиент за тяжелым дубовым столом был особо уважаем. Тогда она могла принести заказ – пару пива, упаковку кальмаров, вяленую рыбу. Но сейчас в руках у Тамары не было пива. Работы было много – аншлаг в зале пока не состоялся – не то время еще, но все-таки зал полон. За стойкой стоял грузчик Володя. Он безостановочно наливал, мыл, рассчитывал – сказывалось отсутствие Тамариного навыка. Он был удивлен.
Посетители за несколькими столами тоже замерли в удивлении. Не так, конечно, как актеры в немой сцене «Ревизора», не с открытыми ртами на лицах, повернутых в сторону зрителя, но все-таки… В общем, звезда медленно спустилась с небосвода и приблизилась к людям на расстояние протянутой руки. И сияла.
Наверняка, Тамара понимала, какое впечатление произвел ее выход к «простым, обычным людям из народа», но ее, видимо, это совершенно не интересовало. Ее интересовал Нестор. А для Нестора самым необычным во всей этой ситуации явлением была реакция Кира.
Кир, пусть и не подобострастно, но весьма и весьма почтительно поклонился. Обозначил он этот жест не простым кивком головы – он как бы втянул голову в плечи и кивнул всем телом.
– Разрешите? – спросила Тамара, имея в виду место за столиком.
– Безусловно. Со всем уважением. С радостью. Польщены, – вся эта кавалькада плеоназма сыпалась из Кира, как семечки из подсолнуха. При этом Наставник уже приподнялся, уже выходил из-за стола. Получалось у него это весьма неуклюже, а потому комично.
«Комичный Наставник – это что-то новое», – подумал Нестор.
Тамара кивнула ему небрежно, с высоты своего величия, и опустилась за стол на его место с таким аристократическим изяществом, которого Нестор никогда бы не ожидал от обычной барменши, пусть и винного технолога с высшим образованием в прошлом. Кир, не оглядываясь, уже семенил к стойке, хотя слово «семенил» тяжело было применить по отношению к его корпулентной конституции. Скорее катился колобком.
Тамара была в обыденных своих одеждах, которые даже описывать – воду лить, но нынче они выглядели одеяниями. Поверх одеяний был накинут белый рабочий халат. Присела Тамара на скамью на место Кира, то есть напротив Нестора. Нестор взглянул в ее глаза и тут же все понял: перед ним за столом в пивной предстала Справедливость.
Нестор увидел перед собой стройную пальму – подсознание выкинуло такую шутку: соотнесло имя с его значением. Таковы были слова матери-Справедливости: «Знаковое имя, как и все имена в твоей жизни». Это была та самая Тамара, которую так любил Шота Руставели; та самая Тамара, о которой писал Лермонтов:
И слышался голос Тамары:
Он весь был желанье и страсть,
В нем были всесильные чары,
Была непонятная власть.
– Привет, Нестор, – улыбнулась Тамара. – Давно не виделись с тобой.
