Патриция посмотрела на цилиндр, проведя ботинком по его поверхности.
– Я хотела бы ознакомиться с полным отчетом экспедиции, когда мы вернемся, – сказала она.
Еще когда они разговаривали, у нее в голове появилось возможное решение, выдержавшее первый уровень критики. Она посмотрела на перевернутое блюдце, на меняющиеся цвета.
– Тогда возвращаемся? – поинтересовался Такахаси.
– Думаю, да.
Франт использовал усовершенствованный пиктор, отражавший предметы и пейзаж вокруг них и маскирующий то, чем они занимались, внутри и около палатки. Двое охранников, в черном, могли услышать Ольми, если бы он слишком расшумелся, но не увидели бы его. Всего полметра отделяли его от охранника на пути к ящику, служившему столом Патриции Луизе Васкес.
Его очень интересовала эта молодая женщина; судя по тому, что он слышал, она становилась лидером. И если это та самая женщина, о которой говорил Инженер…
На ящике было в еспорядке разбросано лист пятьдесят, испещренных записями. Многие заметки были перечеркнуты или густо замазаны; иногда целые страницы, за исключением нескольких квадратных сантиметров уравнений или диаграмм, были заполнены жирными карандашными пометками. Ольми спокойно пролистал бумаги, пытаясь разгадать придуманную Патрицией систему обозначений.
В углу лежал электронный блокнот, его серебристо-серый экран был пуст. С правой стороны, прямо над небольшой клавиатурой, был вставлен блок памяти. Ольми огляделся по сторонам, следя за охранниками, и, включив блокнот, склонился над ним. Научиться пользоваться этой древностью было несложно; он быстро просмотрел содержимое блока и скопировал файлы для последующего анализа; это заняло около четырех минут.
Насколько он смог разобраться, Патриция была чрезвычайно развита для человека своего времени.
Ольми укладывал бумаги в прежнем порядке, когда охранник зашел за угол палатки и уставился в его сторону. Ольми медленно встал, уверенный, что его камуфляж продолжает действовать.
– Ты что-нибудь слышал, Норман? – спросил сержант Джек Тиг у своего коллеги.
– Нет.
– Ветер подул, что ли? Могу поклясться, я видел, как шевелились листки.
– Очередной буджум, Джек.
Тиг подошел к ящику и посмотрел на бумаги.
– Господи, – пробормотал он. – Хотел бы я знать, что все это значит.
Он наклонился и провел пальцами по одной из строк. Курсив перемежался жирными черными печатными буквами. Двойные вытянутые прямоугольники, напоминающие символы матриц, которые он изучал в летном училище, знаки интегралов, экспоненты, содержавшие готические немецкие и греческие буквы, спирали, треугольники, овалы с двумя точками посредине, буквы с одиночными и двойными точками вверху похожими на умляуты…
– Ну и мешанина. – Сержант Тиг выпрямился. Волосы у него на загривке поднялись дыбом. Слегка вздрогнув, он принюхался.
Конечно, там ничего не было. И не могло быть!
Почти все двое суток полета на ОТМ Лэньер проспал; голова его была полна невесомых снов, в которых беспорядочно перемешивались Камень и Земля, прошлое и будущее.
Он посмотрел на часы, а потом на лицо охранника, сидящего рядом с ним в лимузине. Через восемнадцать часов после посадки в Ванденберге он должен явиться в кабинет Хоффман в Лаборатории реактивного движения. За дымчатым стеклом машины проносилась пустыня. Давление воздуха было высоким, а сила тяжести – угнетающей. Даже сквозь темные стекла солнце выглядело жарким и желтым.
Он оставил мысли о Камне.
– У меня есть немного времени?
– Да, сэр.
Агент смотрел прямо перед собой, лицо его было официально-вежливым.
– Вы, ребята, неразговорчивы.
– Да, сэр. Мы такие, – поддержал водитель. Охранник, сидящий впереди, обернулся к Лэньеру.
– Миссис Хоффман сказала, что мы в вашем распоряжении, но мы должны доставить вас в Пасадену живым и трезвым к восьми часам завтрашнего утра.
Лэньер подумал о том, как среагировала бы Хоффман на обращение «миссис».
– Джентльмены, – сказал он. – Я вел холостяцкую жизнь столько месяцев, что не могу сосчитать. Положение обязывает. Есть здесь в Лос-Анджелесе безопасное место, где можно было бы… – Он поискал подходящее слово. – Расслабиться? Без огласки, приятно, чисто?
– Да, сэр, – сказал водитель.
Ему позволили выпить две рюмки в симпатичном, но древнем заведении, известном под названием «Поло» и окруженном старыми реликтами эпохи кабельного телевидения. К трем часам дня были заказаны два номера в «Беверли-Хиллс» – друг напротив друга. Агенты тщательно проверили его номер, и кивнув друг другу признали комнаты безопасными.
Наконец у него появилась некоторая иллюзия уединения. Гарри принял душ, лег и почти задремал. Сколько времени потребуется, чтобы привыкнуть к дополнительному весу? Как это подействует на общее состояние?
Женщина, которая пришла в пять, была ошеломляюще красива, очень дружелюбна и, в конечном счете – хотя и не по своей вине, – его не удовлетворила. Он оценил свое состояние как вполне приемлемое, но все это доставило мало радости. В десять дама ушла.
Лэньер никогда прежде не прибегал к услугам проституток. Его увлечения, за некоторым исключением, никогда не были столь постоянны, как у других мужчин.
В десять пятнадцать в его дверь негромко постучали. Он открыл, и агент-водитель вручил ему два блока памяти.
– Миссис Хоффман передает это вам вместе со своим приветом, – сказал он. – Если вам что-то понадобится, мы – в холле.
Блоки памяти, которые он привез с собой с Камня – более ценные, чем сам Лэньер, – были перенесены для безопасности в другие машины и осторожно доставлены в тот же день в Пасадену. Без всякого сомнения, Советник уже сейчас знакомилась с ними.
Гарри погасил свет и лег на кровать, глядя в потолок и думая о том, скольких немолодых чиновников успела обслужить девушка по вызову за свою жизнь.
У него никогда не возникало особых проблем с сексом. Но на этот раз он испытывал не столько желание, сколько потребность плоти. После многих месяцев воздержания – фактически, больше года – казалось, что его тело начало жить отдельной жизнью с собственными требованиями.
Это, по крайней мере, говорило о его нормальности. Он всегда чувствовал себя виноватым за свою холодность – если это было подходящее слово. Виноватым и благодарным. Это давало ему значительно больше времени для размышлений, не рассеивая внимания и не отвлекая на ненужные мысли.
Именно из-за своей холодности он оставался холостяком. Когда-то у него были любовницы, но работа и воспитание всегда одерживали верх. Любовницы, как правило, становились просто друзьями и выходили замуж за его друзей.
