— Вот, посмотри… звук есть, а изображения…
Джейн первым делом выключила телевизор. Запустила местные новости — действительно, экран ВН оставался слепым, шел только звук.
— Продолжается расследование причин аварии на Московском метрополитене…
Джейн пощелкала кнопками, потом вскрыла коробку передатчика. Сразу же увидела осколки излучателя.
— Запасной излучатель есть?
Валентина с готовностью бросилась на кухню, долго там рылась и наконец вынесла запасную лампочку.
Джейн заменила излучатель, закрыла коробку, снова включила новости. На этот раз экран вспыхнул.
— В Вологде группа националистов «Орел и крест» совершила убийство видного деятеля культуры, режиссера, ликеида Рональда Стригана. Фильмы этого гениального представителя новой культуры потрясли души людей во всем мире… «Идущий вверх», «Золотой век», «Гость со звезды» — одно только перечисление этих названий вызывает у людей душевный трепет…
На экране показывали асфальт, лужу крови, каких-то равнодушных, недоуменно переговаривающихся людей.
… обвинение в том, что в новом фильме Стригана «Трехглавый орел», где показана борьба столетней давности, между сторонниками Ликея и консерваторами, не с лучшей стороны показана некая русская националистическая организация, ненавидящая все светлое и прогрессивное…
— Я смотрела «Гостя со звезды», — равнодушно заметила Валентина, — хороший фильм.
Джейн выключила экран.
— Надо же, — пробормотала она, — Сколько веков уже пытаемся как-то дать людям счастье, а все еще так сильны темные силы… до сих пор эта национальная рознь, религиозная нетерпимость. До сих пор идут войны, убийства… Как трудно это понять, если не знать изнанки мира, если не понимать, что за всем этим стоят козни Люцифера…
— Спасибо, — сказала Валентина, — Я уж думала техника вызывать. Так без мужских-то рук тяжело…
Джейн вздохнула.
— Женщина может разбираться в технике ничуть не хуже мужчины.
— Да я глупая, — простодушно сказала Валентина, — боюсь подступиться даже. Я ведь, ты знаешь, такая… у меня одни стихи на уме. Ты знаешь, я вчера написала… а ты чаю хочешь?
— Нет-нет, спасибо… я пообедала на работе.
— Хочешь, почитаю?
— Хорошо, — согласилась Джейн, понимая, что от этого не отвертеться.
Валентина включила монитор, нашла вчерашнее стихотворение и стала с выражением читать.
Ты приходил ко мне вчера —
Такой большой, родной и сильный.
А я тебя давно ждала,
Мой дорогой, любвеобильный.
О, говорили мы с тобой
Всю ночь, о многом говорили.
И как прекрасно под луной
Мы целовались в эту ночку, милый.
Ах, сильной быть я не хочу!
В твоих объятиях растаять…
А может быть, я лишь хочу
Твоею быть, любить и плакать.
Зачем же снова ты ушел,
Обрек на одиночье снова,
Ты счастье от меня увел,
И вот одна смотрю в окно я.
Я снова сильной быть должна,
И жизнь моя вновь закипела.
И одинокая луна
В окно мне грустно посмотрела.
Джейн помолчала немного, потом сказала.
— Ничего. Только, кажется, слова «одиночье» не существует.
— А это неологизм, — быстро возразила Валя, — Автор же имеет право придумывать.
Джейн кисло улыбнулась. Какой кошмар с этими поэтами… сказать прямо, что они лажу пишут — невозможно человека обидеть. А сказать даже «ничего» — значит, соврать.
Вот тоже этическая проблема…
— Я, наверное, отправлю это стихотворение на конкурс… Сейчас проводится конкурс стихов о любви в «Чернильнице», — озабоченно сказала Валя, — А ты знаешь, я победила в прошлогоднем конкурсе со стихом «Черные глаза»! Теперь мне оплатят публикацию сборника! Я ведь тебе то стихотворение читала?
— Да, да, помню, — сказала Джейн, возможно, слишком поспешно. «Черные глаза», сколько она помнила, было настолько же ужасно. Что-то вроде:
Ах, черные глаза!
Ах, сладкая слеза!
Сверкает на ресницах,
Как будто бирюза…
Перестань, одернула себя Джейн. Это же прекрасно, что человек самовыражается. По крайней мере, вместо того, чтобы страдать от своих психологических проблем и мучить других, Валя изливает душу в стихах, пусть несовершенных, зато искренних. И даже то, что она печатается — не так уж плохо. Кто-то прочитает, конечно, не ликеид-эстет с развитым вкусом, а простой человек — и увидит какое-то соответствие своим проблемам, и поймет, что не одинок… В этом и суть народного творчества.
Валя уже усадила ее, принесла вазу с орешками и рассказывала о последних новостях клиники.
— Ты представляешь, я не могу этого понять… в раздевалке, с медсестрой! Когда жена работает в том же отделении… И ей тут же сообщили. Она, знаешь, посмотрела так и сказала: «Я, возможно, человек устаревших взглядов, но я подаю на развод». А можно подумать, у нее самой нет любовника… то, что она с Васильевым крутит, уже давно всей больнице известно. Прямо какая пуританка… Но с другой стороны, где-то ее тоже можно понять. Ну, имей любовницу — но не открыто же, не на глазах у всего отделения. Надо же какие-то приличия соблюдать, как ты думаешь? Или в Америке принята полная свобода в этом отношении?
— Я не знаю, — неохотно ответила Джейн, — У ликеидов тоже бывают измены, но это редко, и это считается как позор… А у других — наверное, так же, как и здесь.
— Ну а вот ты как думаешь? Вот ты выйдешь замуж — будешь изменять? Ведь по идее, нельзя ограничивать свободу друг друга?
— Да, свободу ограничивать нельзя, — согласилась Джейн, — Любовь должна быть только свободной, иначе это не любовь, а принуждение, насилие над личностью. Измена возможна, если любовь уже иссякла, и люди живут друг с другом просто по привычке…
— Ну нет, бывает, что любят и мужа, и любовника… двоих сразу. Вот я так мучилась… Понимаешь, все думаешь — ну вот жить бы втроем… некоторые ведь так живут — две жены и муж. Или жена и два мужа. Это встречается довольно часто, а скоро, говорят, такие браки тройные и четверные даже регистрировать будут. Но мои не хотели ни за что. Да и у любовника тоже своя семья была. И того, вроде, любишь, и другого… ну на что решиться?
— Наверное, это нужно решать отдельно в каждом конкретном случае. Общих решений тут быть не может. Нельзя же всем предписать — поступайте только так-то… Надо смотреть, насколько сильная любовь, что вообще людей связывает… — ответила Джейн. Экран ВН снова вспыхнул, раздался мелодичный перезвон.
