При их приближении во дворах заходились лаем собаки, и долго потом эти бдительные сторожа продолжали взлаивать и взвизгивать, так как плывущий в воздухе запах диковинного зверя, стремительный топот погони и азартные голоса своры говорили, что тут происходит что-то странное. Поначалу сторожевые псы лаяли, потому что им тоже хотелось поучаствовать в этом удивительном приключении, а потом — для того, чтобы предупредить хозяев о появлении чужих, и их тревожные голоса еще долго будили тишину позднего вечера.
Один раз, когда они огибали маленький домик, окруженный зарослями старой акации, дверь его внезапно распахнулась, и на пороге появилась какая-то женщина, которая в изумлении глядела, как они проносятся мимо. Скорее всего, в темноте она видела одни лишь серые тени, но Орион сумел заметить уют теплого дома и оранжево-желтый свет, что лился из открытой двери в холод ночи. И это зрелище показалось ему настолько приятным и соблазнительным, что Орион ненадолго задумался о том, как было бы славно передохнуть в этом маленьком оазисе человеческого гостеприимства, открывшемся ему среди темных, выстуженных полей, но гончие продолжали мчаться по следу далеко впереди, и он последовал за ними. И все, кто жил на хуторах и фермах, тоже слышали, как лай своры проносится мимо и удаляется прочь подобно зову боевой трубы, чье эхо, постепенно стихая, мечется и мечется среди самых отдаленных холмов.
Их приближение услыхала лиса, услыхала и застыла, прислушиваясь; и поначалу она была озадачена, но потом ее острое обоняние уловило запах единорога, и тогда ей все стало ясно, так как по привкусу волшебства в этом запахе лиса догадалась, что собаки гонят какое-то существо из Страны Эльфов.
Когда овцы на ночлеге уловили запах единорога, все они вскочили и принялись в совершенном ужасе метаться из стороны в сторону и толкать друг друга до тех пор, пока не сбились в такую тесную кучу, что не могли не только бежать, но даже сдвинуться с места.
Коровы тоже пробуждались ото сна и недоумевали, сонно таращась в темноту, но единорог уже промчался через лужайку, где расположилось стадо, и тотчас исчез, словно дыхание напоенного запахом роз ветерка, который, вырвавшись из садов в долине, пронесется порой по оживленным и шумным городским улицам и сгинет без следа.
И вот уже все звезды взирали с небес на темные поля Земли, по которым азартно неслась эта странная охота — бурливый и горячий ручей, пролагающий себе путь сквозь сонную тишину и молчание. К этому времени единорог, хотя и держался по-прежнему далеко впереди своры, больше не увеличивал разделявшее их расстояние у каждой живой изгороди. Поначалу он преодолевал колючие преграды, не замедляя шага, и терял в скорости не больше, чем птица, пролетающая сквозь облако, в то время как широкогрудым гончим приходилось протискиваться сквозь узкие прорехи, которые они могли найти, или даже бочком проползать между близкими стволами кустарников. Теперь же каждый прыжок через изгородь требовал от единорога больших усилий, так что иногда он цеплялся ногами за кусты и едва не спотыкался, да и галоп его стал не таким резвым. Подобного путешествия еще не совершал ни один единорог, обитающий в глубоком покое Страны Эльфов. И что-то подсказало усталым гончим, что понемногу они нагоняют свою жертву, и тогда в их душах с новой силой вспыхнула азартная радость.
Преодолев еще несколько черных, молчаливых изгородей, они увидели впереди темную громаду леса. Единорог вступил под его сень, уже отчетливо слыша позади голоса собак. Лисица увидела его медленно бредущим по лесной тропе и последовала за ним, чтобы увидеть, что будет дальше с усталым сказочным существом, которое явилось в их лес из Страны Эльфов. Лисы бежали по обеим сторонам от единорога, примеряясь к его небыстрому шагу, и поглядывали на него, нисколько не боясь собак, потому что хотя они и слышали лай почти у самой опушки, обе понимали, что кто бы ни шел по этому волшебному пахучему следу, он ни за что не бросит его ради какой-то земной лисицы. И пока единорог с трудом пробирался сквозь чащу, лисы с любопытством следили за ним.
Собаки уже ворвались в лес, и стволы древних дубов зазвенели от их заливистого лая. Орион шел по пятам со скоростью, которую, возможно, воспитали в нем поля, которые мы знаем, а возможно, она досталась ему по наследству вместе с магической кровью матери. В лесу было еще темнее, чем в полях, но он уверенно ориентировался на голоса своры, а псам в свою очередь не нужно было зрение, чтобы идти по восхитительному свежему следу. Следуя этому удивительному запаху, они ни разу не сбились ни в сумерках, ни при свете звезд. Эта охота мало чем напоминала обычную гонку за оленем или травлю лисицы, когда другая лисица может пересечь след намеченной жертвы, а олень промчаться сквозь стадо других оленей или косуль. Даже отара овец способна была сбить гончих с толку, затоптав тропу, и только след единорога они могли безошибочно отыскать среди множества других, так как этой ночью он был единственным сказочным зверем в знакомых нам полях, и его запах — острый, резкий, обжигающий ноздри привкусом колдовства — ясно читался на траве среди земных запахов.
Гончим удалось выгнать единорога из леса и оттеснить его вниз, к долине, а две лисицы все бежали по сторонам и смотрели. Спускаясь по склону, единорог ставил ноги осторожно, словно ему было больно налегать на них всем своим весом, однако его шаг оставался таким же быстрым, как и у псов, которые спускались в долину следом за ним. И оказавшись на дне котловины, единорог повернул влево и пробежал немного вдоль нее, но, увидев, что собаки настигают, повернул к противоположному склону.
Он больше не мог скрыть усталости, которую все дикие звери стараются не показывать до последнего. Каждый шаг вверх по склону давался ему с огромным напряжением, словно отяжелевшие ноги вдруг потянули вниз его тело. Орион видел это со своего края котловины.
Когда единорог добрался до гребня, гончие уже почти настигли его, и тогда зверь вдруг повернулся к ним и, приняв угрожающую позу, взмахнул в воздухе своим длинным и страшным рогом. Псы с лаем запрыгали вокруг, но острый конец рога танцевал в воздухе с такой быстротой, что ни одной из гончих никак не удавалось схватить зверя. Они-то сразу сообразили, что удар этого страшного оружия сулит смерть, и, несмотря на владевшее ими возбуждение погони, благоразумно отскочили подальше от рассекающего воздух рога.
Тем временем подоспел и Орион со своим луком, но стрелять не торопился — отчасти потому, что поразить животное, не задев окруживших его собак, было довольно сложно, отчасти из-за ощущения, — которое сегодня часто посещает и нас, а потому не кажется ни новым, ни странным, — что это будет несправедливо по отношению к единорогу. Тогда он отложил лук и, распихивая собак ногами, вытащил из-за пояса старый меч, который постоянно носил с собой, а потом сделал шаг вперед, чтобы скрестить свое оружие с рогом единорога. Единорог изогнул белоснежную шею, устремив острый рог прямо в грудь Ориону. Хотя животное, несомненно, было утомлено долгой погоней, в мускулах его шеи все еще сохранилось достаточно силы, чтобы нанести этот могучий удар, и Орион с трудом парировал его. Потом он и сам сделал выпад, метя единорогу в горло, но толстый и длинный рог так легко отбил острие в сторону и так быстро перешел в контратаку, что Ориону пришлось налечь на меч всем своим весом, и все равно рог прошел в каких-нибудь дюймах от его тела.
