Вот тут наконец все старейшины позволили себе обрадоваться, так как наконец увидели волшебство, которого им так недоставало и ради которого много лет назад они составили и привели в действие свой план. Тогда все они были намного моложе и возлагали на магию очень большие надежды. Сразу по окончании голосования Нарл вынес собранию еще одну баклагу меда, и все старейшины выпили, чтобы отметить радостное событие. За магию, сказали они, которая наконец пробудилась в Орионе, и за счастливое будущее, несомненно, ожидающее Эрл. Благодаря уюту длинной комнаты, мягкому свету свечей, обществу добрых товарищей и умиротворяющему действию крепкого меда каждый из них уже без труда заглядывал в ближайшее будущее на какой-нибудь год или около того и ясно видел там известность и великую славу, которые в скором времени — стоит немного подождать — обрушатся на Эрл. Старейшины снова завели разговор о днях, которые казались им теперь гораздо ближе: о днях, когда об их возлюбленной долине услышат в самых отдаленных краях и когда слава полей Эрла будет шагать от города к городу. Одни хвалили древний замок, другие воспевали высоту окружающих холмов, третьи восторгались долиной в целом и тем, как надежно она укрыта от всех других земель. Четвертые не могли нарадоваться дорогими сердцу домиками, выстроенными древними жителями Эрла, пятые толковали о щедрости густых лесов, протянувшихся до самого горизонта, и все дружно предвидели времена, когда необъятный мир узнает обо всем этом, так как теперь у Ориона была магия. Оказывается, все старейшины были прекрасно осведомлены о том, что большой мир неизменно внимателен к любым сообщениям о всякого рода волшебстве и реагирует на них на удивление быстро, хотя минуту назад он, казалось, только что не спал.
Они как раз восторгались магией, оживленно обсуждали единорога и провозглашали здравицы славному будущему Эрла, когда дверь кузницы внезапно распахнулась и на пороге появился Служитель. Он стоял там в своей длинной белой накидке с розовато-лиловой оторочкой, и за спиной его чернела непроглядная ночь. Глядя на него при свете свечей, старейшины наконец заметили, что на шее Служителя висит на золотой цепи священный знак.
Опомнившийся Нарл пригласил его войти, а кто-то придвинул к столу еще один стул, но Служитель слышал, что они говорили о единороге, и потому обратился к ним оттуда, где стоял, лишь слегка возвысив голос.
— Пусть будут прокляты единороги! — провозгласил он. — Пусть будут прокляты их повадки, и их образ жизни, и все волшебное — тоже!
В благоговейном молчании, установившемся вдруг в уютной комнате Нарла, кто-то воскликнул:
— Не проклинай нас, господин!
— Добрый Служитель, — мягко возразил гостю Нарл, — мы никогда не охотились на единорогов.
Но Служитель уже поднял руку, словно отводя единорожью скверну, и проклял их:
— Да будут прокляты единороги, — крикнул он, — и те места, где они обитают, и лилии, которыми они питаются, и все песни и легенды, в которых о них рассказывается. Да будут прокляты вместе с ними все, кто живет, не помышляя о спасении!
Все еще стоя в дверях и сурово глядя в комнату, Служитель сделал паузу, ожидая, что старейшины дружно отрекутся от единорогов.
А они думали о гладкой и шелковистой шкуре единорога, о его сказочной быстроте, о грациозном изгибе шеи и о красоте, которая смутно, неясно явилась им в вечернем сумраке, когда белоснежный зверь промчался мимо Эрла. И еще они подумали о его прямом и опасном роге и припомнили древние песни, где воспевалась легендарная бестия. Они неловко молчали, не спеша отречься от магии.
Служитель понял, о чем они думают, и, ясно видимый на фоне ночи при свете свечей, снова поднял руку для проклятия.
— Да будут прокляты их быстрые ноги, — торжественно сказал он, — и их шелковистая белая шкура, и их красота, и все волшебное, что есть в них. Пусть будет проклято все, что пасется по берегам зачарованных ручьев!
Даже после этого Служитель видел, что в глазах старейшин все еще теплится любовь ко всему, что он запретил, и не спешил закончить свою проповедь. Напротив, он еще более возвысил голос и, сурово глядя в их обеспокоенные лица, добавил:
— И пусть вовеки будут прокляты тролли, эльфы, гоблины и феи на Земле, и гиппогрифы с Пегасом в небесах, и все морские племена в пучине водной. Наши священные ритуалы запрещают их. Пусть будут прокляты все сомнения, все странные мечты и все фантазии. И да отвратятся от всего волшебного люди, что хотят быть праведниками. Аминь.
И резко повернувшись, Служитель вышел в темноту. После его ухода лишь ночной ветер праздно заглянул в дверь, а потом захлопнул ее. Комната Нарла снова стала такой же, как и несколько мгновений назад, только всеобщая радость отчего-то вдруг померкла и растаяла. Так прошло несколько минут, пока кузнец, поднявшись во главе стола, не заговорил, первым нарушив это мрачное молчание.
— Разве для того столько лет мы осуществляли свои планы? — начал он. — Разве для того возлагали на магию столько надежд, чтобы сейчас отказаться от всякого волшебства и проклясть наших соседей — безвредный народ, что живет за пределами полей, которые мы знаем, и отречься от всего прекрасного, что есть в воздухе, и перестать верить в невест утонувших моряков, что обитают в морской глубине?
— Нет, конечно, нет! — крикнул кто-то, и старейшины дружно глотнули меда.
Один почтенный человек встал и высоко поднял рог, до краев полный медом. Следом за ним начали подниматься еще и еще люди, пока все старейшины не оказались стоящими вокруг стола, на котором горели свечи.
— Магия! — воскликнул кто-то, и остальные громко подхватили его крик. — Да здравствует магия!
Служитель, который, кутаясь в широкие полы своей светлой накидки, пробирался в темноте домой, услышал этот клич и, покрепче стиснув в кулаке свою святую эмблему, торопливо пробормотал заклинание против всех коварных демонов и подозрительных тварей, что могли таиться в тумане.
В тот день Орион дал своим собакам отдых, однако на следующее утро он рано проснулся и, сразу отправившись к вольерам, выпустил своих игривых псов на свежий воздух и солнечный свет. Он повел их через холмы прочь из долины — туда, где лежала загадочная граница Страны Эльфов. Он не взял с собой лука со стрелами, только меч и кнут, так как ему пришлась по сердцу свирепая радость его пятнадцати псов, преследующих однорогого зверя. Эту азартную радость Орион разделял с каждой из собак. Убить единорога из лука было бы удовольствием только для одного.
