— Разумно, — заметила Ленора.
Лейк, все еще сидя, сообщил:
— Мои люди готовы отправиться так далеко, как вы пожелаете, и в любое время, когда потребуется.
— Мы ценим ваши слова, лейтенант, — сказала Кэрролсон, — но у нас хватает причин не торопиться.
— Дайте мне универсальный скафандр и оружие, пару человек в помощь…
Он усмехнулся.
— Вы действительно готовы спуститься? — недоверчиво спросила Патриция, повернувшись к офицеру.
Лейк скорчил гримасу.
— Если бы было точно известно, что там есть нечто, что стоит увидеть и исследовать, я бы пошел. Мы бы все пошли. — Морские пехотинцы дружно закивали. — Служба здесь не столь уж интересна, если не считать довольно живописной обстановки.
— Мы перекопали все вокруг. — сказал Такахаси, поднимаясь по склону, показывал расположение ям. Он поднял горсть земли и просеял ее между пальцами. — Почва во всех колодцах сухая. Никаких микроорганизмов, крупных форм, растений.
— Никаких живых существ… кроме нас, — пробормотала Фарли.
— И никакой радиации, — продолжал Такахаси. — Никаких следов необычных химических веществ. Так что, быть может, эти закрытые колодцы — просто землемерные вешки.
— Божьи отметины, — нараспев произнесла Ленора Кэрролсон.
— Колодцы все одинаковы? — спросила Патриция.
— Насколько нам известно, да, — сказал Такахаси, — но пока исследованы только два кольца.
Рейнольдс встал и стряхнул песок с комбинезона.
— Эй, лейтенант! Может быть, именно отсюда выходят буджумы?
Лейк повращал глазами.
— Вы когда-нибудь видели буджума? — спросила Патриция, пристально глядя на морского пехотинца.
— Не думаю, что их вообще кто-нибудь видел, — сказала Кэрролсон.
— Мистер Рейнольдс?
Рейнольдс перевел взгляд с Лейка на Патрицию.
— Вы серьезно меня спрашиваете?
— Да, спрашиваю. — Патриция похлопала по своему значку, не будучи уверенной, что он имеет какое-то значение для морских пехотинцев.
— Я не видел ни одного. — Но другие видели — те, кому я доверяю.
— Мы все о них слышали, — сказал другой морской пехотинец, Хакл. — Некоторые парни рассказывали кучу историй.
— Должен заметить, — вступил Лейк, — что эти люди не склонны видеть того, чего нет. Сообщений немного, но они достаточно интересны.
Патриция кивнула.
— Вы собирались спуститься в колодец?
— Пока нет, — ответил Такахаси. — Перед нами стоят другие проблемы.
Патриция посмотрела на цилиндр, проведя ботинком по его поверхности.
— Я хотела бы ознакомиться с полным отчетом экспедиции, когда мы вернемся, — сказала она.
Еще когда они разговаривали, у нее в голове появилось возможное решение, выдержавшее первый уровень критики. Она посмотрела на перевернутое блюдце, на меняющиеся цвета.
— Тогда возвращаемся? — поинтересовался Такахаси.
— Думаю, да.
Франт использовал усовершенствованный пиктор, отражавший предметы и пейзаж вокруг них и маскирующий то, чем они занимались, внутри и около палатки. Двое охранников, в черном, могли услышать Ольми, если бы он слишком расшумелся, но не увидели бы его. Всего полметра отделяли его от охранника на пути к ящику, служившему столом Патриции Луизе Васкес.
Его очень интересовала эта молодая женщина; судя по тому, что он слышал, она становилась лидером. И если это та самая женщина, о которой говорил Инженер…
На ящике было в еспорядке разбросано лист пятьдесят, испещренных записями. Многие заметки были перечеркнуты или густо замазаны; иногда целые страницы, за исключением нескольких квадратных сантиметров уравнений или диаграмм, были заполнены жирными карандашными пометками. Ольми спокойно пролистал бумаги, пытаясь разгадать придуманную Патрицией систему обозначений.
В углу лежал электронный блокнот, его серебристо-серый экран был пуст. С правой стороны, прямо над небольшой клавиатурой, был вставлен блок памяти. Ольми огляделся по сторонам, следя за охранниками, и, включив блокнот, склонился над ним. Научиться пользоваться этой древностью было несложно; он быстро просмотрел содержимое блока и скопировал файлы для последующего анализа; это заняло около четырех минут.
Насколько он смог разобраться, Патриция была чрезвычайно развита для человека своего времени.
Ольми укладывал бумаги в прежнем порядке, когда охранник зашел за угол палатки и уставился в его сторону. Ольми медленно встал, уверенный, что его камуфляж продолжает действовать.
— Ты что-нибудь слышал, Норман? — спросил сержант Джек Тиг у своего коллеги.
— Нет.
— Ветер подул, что ли? Могу поклясться, я видел, как шевелились листки.
— Очередной буджум, Джек.
Тиг подошел к ящику и посмотрел на бумаги.
— Господи, — пробормотал он. — Хотел бы я знать, что все это значит.
Он наклонился и провел пальцами по одной из строк. Курсив перемежался жирными черными печатными буквами. Двойные вытянутые прямоугольники, напоминающие символы матриц, которые он изучал в летном училище, знаки интегралов, экспоненты, содержавшие готические немецкие и греческие буквы, спирали, треугольники, овалы с двумя точками посредине, буквы с одиночными и двойными точками вверху похожими на умляуты…
— Ну и мешанина. — Сержант Тиг выпрямился. Волосы у него на загривке поднялись дыбом. Слегка вздрогнув, он принюхался.
Конечно, там ничего не было. И не могло быть!
Почти все двое суток полета на ОТМ Лэньер проспал; голова его была полна невесомых снов, в которых беспорядочно перемешивались Камень и Земля, прошлое и будущее.
Он посмотрел на часы, а потом на лицо охранника, сидящего рядом с ним в лимузине. Через восемнадцать часов после посадки в Ванденберге он должен явиться в кабинет Хоффман в Лаборатории реактивного движения. За дымчатым стеклом машины проносилась пустыня. Давление воздуха было высоким, а сила тяжести — угнетающей. Даже сквозь темные стекла солнце выглядело жарким и желтым.
Он оставил мысли о Камне.
— У меня есть немного времени?
— Да, сэр.
Агент смотрел прямо перед собой, лицо его было официально-вежливым.
— Вы, ребята, неразговорчивы.
— Да, сэр. Мы такие, — поддержал водитель. Охранник, сидящий впереди, обернулся к Лэньеру.
— Миссис Хоффман сказала, что мы в вашем распоряжении, но мы должны доставить вас в Пасадену живым и трезвым к восьми часам завтрашнего утра.
Лэньер подумал о том, как среагировала бы Хоффман на обращение «миссис».
— Джентльмены, — сказал он. — Я вел холостяцкую жизнь столько месяцев, что не могу сосчитать. Положение обязывает. Есть здесь в Лос-Анджелесе безопасное место, где можно было бы… — Он поискал подходящее слово. — Расслабиться? Без огласки, приятно, чисто?
