— И вы говорите об этом так спокойно? — вздрогнул Алан. Страх горячей волной прокатился по телу.
«Неужели это правда?»
— А что я должен — плакать? Смеяться?
— Не знаю, но… — Алан забыл, о чем хотел сказать.
— То-то же. Пошли лучше скорей. Какой-то шанс у нас все же есть. Рассчитывать на него всерьез нельзя, но надеяться…
Надеяться всегда можно…
— Не знаю, имею ли я право говорить тебе об этом, — тихо шептал Крейг.
— Значит не надо… — Синтия сидела как на иголках. Нелепый визит матери выбил ее из колеи, она с трудом включалась в продолжение разговора.
— Нет, или вся правда — или никакой. Синтия, я хочу попросить тебя об одной вещи… На этот раз — о последней. Постарайся убедить всех, что инопланетянина не надо убивать. Тебе поверят и без объяснений.
— Папа? — Синтия отшатнулась.
Неужели все, что произошло между ними, было всего лишь тонко рассчитанной комедией, и он, как и прежде, думал только об одном — о своей выгоде?! Ну пусть не о своей — о ее выгоде, но все равно… После тех слов, после тех взглядов, от которых любая фальшь съежилась бы и рассыпалась в прах — вспомнить о таком?
— Молчи… Я знаю, о чем ты думаешь. Нет, твой отец не подлец — хотя часто и был к этому близок — и не слепой идиот. Я прошу тебя об этом не ради себя — ради этого существа, которому никто не хочет помочь. Одни видят в нем чудовище, другие — как я недавно — источник дохода… Ему нужна помощь, девочка.
«О Боже! — поразилась Синтия. — Только этого и не хватало — он сходит с ума! Бедный отец…»
— Я не сумасшедший. Но и это существо — совсем не монстр-убийца. Как знать, может быть, он думает то же самое о нас… Это тайна, но это существо разумно. Мы же судили о нем по его одичавшим собратьям.
— Так что я должна сделать?
— Честней всего было бы помочь ему вернуться. Но это невозможно. Главное — помоги ему остаться в живых. Как знать, может, впоследствии он станет думать лучше о землянах… Мы уже показали себя перед ним чудовищами, покажем же, что среди нас есть и люди… Все же хорошо, что ты согласилась меня выслушать…
Неожиданно лицо Крейга исказила гримаса, сбежались морщинки вокруг глаз, приподнялась верхняя губа, обнажая крупные зубы…
Синтия молча схватила его за руку.
Она не видела сейчас его лица — из-за накатившихся на глаза слез…
Паркинс вышел из кабинета и уставился на Цецилию почти с восхищением. Что ж, ему всегда нравились сильные женщины. Ведь как она держится: прошло всего несколько минут, преступление обнаружено, а весь испуг уже куда-то пропал.
К тому же как не восторгаться «подаренному в знак их будущей любви» залогу.
— Так что, — щурясь спросил он, — это был несчастный случай?
— Да! — с вызовом ответила Цецилия. Ее пальцы сильнее вцепились в пластик мини-огнемета.
«Пусть только попробует сказать, что это не так…»
— Ну что ж, — Паркинс утрированно поклонился, — тогда поговорим. Я спрашиваю тебя еще раз: Крейгу совсем плохо или есть шанс?
— А какое тебе дело? — Цецилия оскалилась. Худое лицо выглядело хищно.
— Ты мне нравишься, и можешь понимать это как хочешь. Ты — сильная, еще достаточно красивая, в тебе есть все необходимое для жены миллионера. Может быть, кроме одной мелочи — но она не так уж важна. Ты еще далеко не стара… Объяснять дальше?
Цецилия хмыкнула. Хотя мини-огнемет был относительно легок, долго держать его было неудобно.
«Чего он хочет? К чему это странное сватовство?»
— Если ты скажешь, что влюблен в меня, то мне остается только пожалеть, что тут нет психиатра. Это не в твоем стиле, Кларенс.
— Не будь такой самоуверенной. И потом — разве я говорил о любви? Тебе же не двенадцать лет, чтобы смешивать такие разные понятия. Я считаю, что наш брак будет выгоден обоим. Так как?
— Ты мне противен, — поморщилась Цецилия. — Но я подумаю. Хотя не слишком-то рассчитывай на мое «да». У меня есть свои планы относительно того капитала, что отписал мне в завещании Дон. С тобой я потеряю все — а ты все приобретешь за так…
— А несчастный случай? Ты же не считаешь меня дураком…
— Что?
— Такому свидетелю, как я, поверят. Убийц не любят, Сеси. Даже если ты сумеешь оправдаться — у тебя на это хватит денег, — тебя не пустят ни в один приличный дом, а для тебя это очень важно… Ведь так? — вкрадчиво спросил Паркинс, приближаясь к ней.
Мускулы на женских руках напряглись: Цецилия была готова защищаться. Быть декорацией в его доме, второй Мартой, повязанной по рукам и ногам? Ну нет…
— Так как мы договоримся? — Паркинс оперся руками о противоположный край стола. — Это был несчастный случай?
— Нет, убийство! — зло выкрикнула она, выдергивая из-под стола огнемет.
Длинный язык пламени, удивительно яркого и плотного, ударил в лицо Паркинса.
Цецилия била по нему огнем с неожиданно охватившим ее наслаждением: «Так тебе, мерзавец, так!..»
Враг вопил и корчился. Чтобы работать огнеметом было удобней, Цецилия обогнула стол и продолжала жечь уже упавший на пол труп. Как ни странно, крик все еще стоял в ушах — и это лишь разжигало ее ярость.
— Мама! Да что же ты делаешь?! — разобрала она наконец слова — и остолбенела.
Возле стены стояла Синтия. Лицо девушки было перекошено: ей казалось, что еще минута — и сознание уйдет.
Смерть отца, его признания — и теперь это… Не многовато ли для одного человека за один раз?
Механически, неестественным движением Цецилия стала разворачиваться к ней, словно в ее теле распрямилась пружина, находившаяся под давлением. Остекленевшие глаза смотрели не на дочь — сквозь нее.
Синтия почувствовала, что волосы ее встают дыбом, зато ноги, наоборот, начинают, подкашиваясь уменьшаться. Рот девушки округлился в беззвучном крике — кричать она больше не могла.
Цецилия поворачивалась. Медленно, медленно, медленно…
Накрашенные яркой помадой губы совсем еще недавно благополучной, хотя и взбалмошной женщины что-то шептали. Молитву? Проклятие? Это никому не было дано знать…
Рука Цецилии дернулась — и пламя пропало (еще немного, и оно дошло бы с поворотом до замершей девушки).
Двое молча смотрели друг на друга.
«И это — моя мать? Это ее я обещала жалеть?» — пронеслось в голове у Синтии. От мыслей по всей голове распространялась уже физическая боль, сигналя о том, что нервная перегрузка дошла до предела.
"Что же она стоит? Нет, она не посмеет на меня донести. Она моя дочь! " — быстро соображала Цецилия. Мысли шли четко, как строчки на мониторе.
— Ну что? — хрипло спросила Цецилия. — Так и будем стоять?
— Я… Ты? — Синтия часто и мелко замотала головой.
