— Я не желаю навредить и тебе! Моя сила больше твоей… больше чьей угодно… так они говорят! — донесся ее исполненный муки ответ.
Его покрыла испарина — и тело, и, казалось, душу. Мышцы руки от напряжения свело судорогой. В полнейшем сосредоточении он выгнулся назад так, что его лицо со стиснутыми зубами обратилось к потолку. Теперь Карен обеими руками вцепилась ему в запястье, стараясь оторвать его ладонь от своего лица. Его вторая рука давила на ее руки, не давая нарушить контакт. Он почувствовал, как хрустнула кость у него в запястье, но Сипак не собирался уступать.
— Ты не сделаешь мне больно. Я тебе не позволю! Твоя сила, может, и больше моей — с этим я спорить не стану — но моя воля, моя жажда жить во что бы то ни стало больше твоей! Я НЕ ДАМ тебе сдаться. Я НЕ ПОЗВОЛЮ погибнуть ни тебе, ни Пэну. И ты не можешь навредить мне, если только я разрешу себе поверить в то, что ты способна на это, а я верю тебе, я ЛЮБЛЮ тебя, и я ЗНАЮ, что сознательно ты бы никогда не причинила мне вреда!
Ветер стих столь же внезапно, как начался, и с ним прекратилось всякое физическое противодействие. Не готовый к подобной полной капитуляции, Сипак упал, грузно свалившись на пол рядом с кроватью Карен. Он лежал там, задыхаясь, когда Аманда прибежала посмотреть, все ли с ним в порядке.
— Не беспокойся обо мне. Как там Карен?
Связь меж ними оборвалась, когда он упал, но Сипак не ощущал в своем разуме никаких остаточных изменений.
— Она лежит тихо, если ты спрашиваешь об этом. И у нее спокойный вид впервые за месяц с лишним. — Аманда сосредоточилась, затем сказала: — Пэн говорит, что кошмар прекратился, а с ним и большая часть суматохи. Ты ей что-то сказал. — Она с любопытством глянула на него.
— Я скажу тебе, что случилось, если Карен захочет об этом говорить, — отозвался он. — Между тем сейчас, однако, ей надо спать. А мне — перевязать запястье. Она сломала кость.
— Я догадывалась. У нее железная хватка. Тебя надо будет утром показать одному из целителей. И постарайся вздремнуть — выглядишь ты неважнецки.
К тому времени Сипак уже сидел. Он позволил поднять себя, отвести в спальню и уложить в постель.
Когда он проснулся, уже перевалило за полдень. Морщась от боли, когда приходилось нагружать поврежденное запястье, он с трудом сел. Даже после того страшного ранения он чувствовал себя, несомненно, сильнее, чем теперь! Он снял повязку и хмуро поглядел на сине-черные кровоподтеки, тянувшиеся от середины кисти до середины предплечья. Едва он начал перебинтовывать руку, как услышал чье-то затрудненное дыхание.
— Неужели это я сделала, а?
— Ага, — проворчал он в ответ. — Я как раз закончил втолковывать тебе, что не позволю мне навредить. По крайней мере, сознательно. Но я же не воображаю, будто ты сознавала, что творишь, сегодня ночью, так ведь? Думаю, это твое подсознание вкупе с инстинктами старались, чтобы тебя оставили в покое.
Он кончил бинтовать кисть и предплечье, а потом увидел, как в комнату вошла Карен.
Она подошла к кровати и села с ним рядом.
— Ты на самом деле думаешь так, как говорил ночью?
— Ну конечно! — негодующе сказал Сипак. — Иначе я бы этого не говорил.
Она лукаво взглянула на него.
— Даже насчет того, что любишь меня?
Он открыл рот, потом захлопнул его. Он «любил» женщин много лет, и занимался любовью с теми, кто ему просто нравился. Но из всех женщин, которых он когда-либо считал любимыми, только о Карен он помнил всегда, и всегда его волновало, где она и что с ней. Повернувшись к ней лицом и взяв ее за подбородок здоровой рукой, он спросил:
— Ты правда хочешь знать?
В ее глазах неожиданно появился страх, но она кивнула.
— В таком случае вот это должно ответить на твой вопрос.
Тут он склонился к ней и увлек в самый страстный поцелуй из всех, какие ему только довелось пережить за долгие-долгие годы.
Карен распрямилась и вздохнула. Лишь три месяца назад Сипак вернулся на Вулкан, а казалось, будто прошло три года. С его помощью и поддержкой она вернула утраченное спокойствие и продолжила занятия с колинарскими знатоками. Битва оказалась нелегкой, но в конце концов она закончила учебу к удовлетворению своих наставников.
Учителя освободили ее из-под своего надзора, но хотели, чтобы она оставалась на Вулкане еще месяца три, и они могли, таким образом, следить за ее дальнейшими успехами. Она не особенно печалилась по этому поводу: то была прекрасная возможность отдохнуть наконец от всего сразу!
Разумеется, кое-кто мог сказать, что она уже все положенные ей каникулы отгуляла, но, если принять в расчет, что ее восемнадцатимесячное пребывание на Перне до отказа заполнили тренировки с Пэном, а потом она полгода упорно трудилась на борту «Экскалибура», и в довершение всего еще девять месяцев напряженно занималась у вулканитских знатоков — любой бы на ее месте тоже выдохся! Кроме того, ей по-настоящему хотелось провести какое-то время с Сипаком.
Разумеется, интимные отношения, существовавшие между ними в Академии, не возобновились — чаще всего она настолько уставала после занятий, что ее не хватало ни на что, кроме разговоров! — но они снова стали очень хорошо понимать друг друга.
Сипак был практически готов к тому, чтобы вернуться к своим обязанностям — ему недоставало только признания начальником медслужбы Звездного флота его пригодности к несению службы. Он продолжал преподавать в Академии, но, если раньше Сипак работал, как ураган, то теперь был подобен утихающему ветерку. Карен надеялась ненадолго слетать куда-нибудь в другое место здесь же, на Вулкане, чтобы побыть с ним наедине.
Последние несколько дней она беспокоилась за Сипака — он стал придирчивым, раздражительным, ну просто на себя непохожим. Когда она спрашивала, в чем дело, он отвечал только:
— Такое ощущение, словно мне за шиворот бросили горсть муравьев. Все время что-то зудит.
— Почему бы тебе не обратиться к одному из целителей? — спрашивала она.
— Потому что это не слишком меня беспокоит! — ворчал он.
— Прекрасно, раз так! Смотри только, не пришлось бы мне за тебя волноваться, когда ты разболеешься не на шутку!
Но его состояние продолжало беспокоить ее.
В тот вечер они с Амандой ждали его к ужину, и он-таки наконец показался. Сильно запоздав.
Карен ничего не сказала, поскольку Аманда просто не обратила на него внимания. Сипак сидел мрачный и толком ничего не ел, разве что поковырялся кое-где, а потом, ни слова не говоря, отправился в сад.
Карен уже собиралась пойти за ним вслед, когда Аманда остановила ее:
