— Больше двух месяцев.
— И за все это время Ричард ни разу не пришел? — спросила осторожно.
Кирилл встал, чтоб уйти от ответа и принести сок. Странный интерес клона к королю его беспокоил. Он помог ей сесть, подал стакан.
— Ты не ответил на вопрос.
— Ты задаешь странные вопросы. Лучше пей.
— Ответь Кирилл, пожалуйста.
— Хорошо, — кивнул нехотя. — Его здесь не было и быть не могло.
— Почему? Ему все равно… Или он не приходил сюда, но приходил когда я была у Косты?
— У Косты ты пролежала пять дней. И ему точно было на тебя равно.
Анжина потерла лоб, пытаясь понять, что к чему:
— Выходит, и Коста отказался от меня? Я ничего не понимаю. Что произошло? Что происходит? Почему я… а где я? — нахмурилась, сообразив, что это не ее спальня.
— Это моя спальня. Мои комнаты. Места немного, но… Может, начнем вставать? Я, конечно, делал тебе массаж, но мышцы нужно постоянно держать в тонусе, нужно двигаться, иначе они слабнут.
— Какие мышцы? Какой массаж? — сжала руками виски. — Кирилл ты можешь объяснить, что происходит? Что произошло?
— Ты не помнишь? Ты убила Герхана…
— Я убила Паула! Викерс! Викерс Герхана, но под маской — Паул!
— Этого не может быть. Ты не знаешь, что каждого служащего, каждого находящегося не то что во дворце, на территории дип миссий, проверили.
— Сделайте вскрытие, снимите викерс и вы сами убедитесь!
— Это тоже невозможно. Герхана, как и остальных убитых, кремировали.
— Без вскрытия?
— Зачем? Ты свернула им шеи.
— Я убила предателей, Кирилл! Я убила Паула! Он хотел, чтобы я забрала детей у Вирджила и передала ему. Мои слова можно проверить: возьми записи за те дни, что вы отсутствовали…
И сникла, сообразив, что Паул наверняка или уничтожил их или вообще не вел.
— Где же вы были? Где был Ричард? Он был так нужен здесь…
— Мы летали за Анжиной…
— Но Анжина я! — она не понимала, кто из них неадекватен. Что за абсурд: лететь куда-то за той, что остается за спиной?!
— Ты клон.
Женщина замерла: второй раз она слышит обвинение в том, что она клон. Но разве это может быть правдой? Галокен по ее разумению — бездушная машина созданная на основе живой и искусственной клетки с чипом вместо головного мозга.
— Разве я клон?
— А разве нет?
— Нет, — пожала плечами, растерянно заглядывая ему в глаза: ты ведь не думаешь об этом всерьез?
— Извини, но ты клон. Тебя создал Паул. Видимо… травмы повредили программы памяти.
Анжина потерянно прикрыла глаза ладонями: а с памятью у нее правда — плохо. Часть помнит, часть нет. И все перемешано, дефрагментированно.
— Ты творила такое, что никто не желает тебя знать…
— Когда?
— Да буквально два месяца назад.
В туманах памяти хранилось пару странных фрагментов то ли сна, то ли яви, но ничего отвратного она в них не находила: летящие наперегонки с грозовой тучей кони и два парня, что, вздыбливая лошадей, радовались вместе с Анжиной и кричали в небо: И-й-ееуху-уу!! А еще битва, страшная, кровавая сеча и безысходность и понимание, что их предали и крик ненависти и боли, животный рык ярости. Смерти. Серые тона неба и серые камни и снова дикая скачка… И как эхо — сожаление.
Может она действительно клон? Жила в том мире, что кажется теперь сном, а потом ее переместили сюда, в мир, который уже не сон, а кошмар? А тот Ричард, которого она любила все еще живет и любит и ждет ее, но там, на просторах духмяных полей и пьянящего воздуха свободы?
Этот мир — вывертышь. Искаженно отражение, превращающее настоящее в фальшь, а фальшь в настоящее. Здесь наказывают за любовь и верность, а мертвых предателей ценят больше живых друзей. И то, что зовется честью там, и ценится больше собственной никчемной жизни, здесь презирается. То, что там предательство, здесь норма, то, что там любовь, здесь ненависть. Тот, кто там друг, здесь враг.
Но как же Кирилл?
Глаза Анжины стали желтыми и смотрели на Шерби, словно видели в первый раз.
— Ты что? — забеспокоился он.
— Не знаю, — призналась честно. — Ты всегда был моим другом, и по логике должен сейчас быть врагом, но ты по-прежнему друг…
И вспомнилось — он был врагом, во всяком случае, вел себя как враг, но вдруг, поменялся. Может и Ричард сможет поменяться? Да, ему нужно все объяснить, поговорить и тогда все встанет на свои места.
Женщина откинула одеяло и спустила ноги на пол.
— Ты куда Анжина? — обеспокоено нахмурился мужчина.
— Мне нужно поговорить с Ричардом.
— Плохая идея.
— Почему?
— Потому что он убьет тебя.
— За что?! — не выдержала и сорвалась на крик, встала. — Я его жена!
— Ты клон.
— Кто это определяет?! Как?!
— Успокойся, — усадил, сжал ее ладони в своих. — Не надо нервничать, пожалуйста, ты только пришла в себя, я не хочу, чтоб тебе вновь было плохо.
— Тогда объясни, почему я не могу поговорить со своим мужем и лежу в постели наместника Энты, а не короля Ланкранц Эштер?!
— Ричард приказал…Ты не королева, я не капитан и не наместник. Ты не можешь покидать эти покои по приказу короля. Если это случится тебя… убьют.
Анжина окаменела, и хоть ничего не поняла, осознала, что не нужна Ричарду. Абсолютно. Это не укладывалось в голове, и тревожило больше остального. Тело вдруг ослабло и подвело — женщина пошатнулась и была уложена обратно в постель.
В тот день она больше не сказала ни слова, и на следующий молчала. С трудом и без аппетита пожевала овсянки, побродила по комнате и долго сидела на диване у окна, глядя, как по парку гуляет северный ветер.
Кирилл не знал чем ее развлечь и отвлечь, и чувствовал себя отвратительно. Глядя на худую фигурку в его большой длинной футболке, видя растерянное, несчастное лицо женщины, встречаясь с потерянным, то ли умоляющим, то ли вопрошающим взглядом, у Шерби сжималось сердце от жалости и страха. Страха за девочку, что волею жестокости Паула была вмешана в ужасные, перемоловшие и судьбы и жизни всех попавших под маховик событий, людей. И не было для него больше прошлого, в котором клон куражится и скупает шмотки, тащит любовников в постель и издевается над капитаном, служанками.
А ночью он проснулся от тихого, еле слышного всхлипа и похолодел, сообразив, что Анжина плачет. Клон — плачет!
Он рванул к ней, развернул к себе и, заглядывая в заплаканное лицо, готов был расцеловать припухшие губы, осушить слезы поцелуями.
— Извини, что разбудила, — прошептала она, пытаясь улыбнуться и отвернуться.
— Почему ты плачешь?
Анжина посмотрела в глаза старого, верного друга и тот потерялся. Всего лишь на минуту, но самую прекрасную, самую счастливую за последние месяцы он всерьез поверил, что все еще будет и Анжина… Анжина жива. В желтых глазах женщины был целый мир, в них кралась печаль и гладила ласка, в них была невысказанная, глубокая боль от потерь и всепрощение, в них была милость королевской особы и нежность хрупкой слабой женщины, мужество отважного воина и скорбь брошенной, преданной жены. Одного в них не было — ненависти, даже оттенка ее, будь то злость или обида.
