— Мы не уверены, но нами получено сообщение. Наш агент, Паттер, пропустил вчера три отчетных периода. Его помощники отправились тогда по его следам к Чике и на заре нашли его. Он лежал мертвым на окраине поля, недалеко от шоссе.
Верховный Министр побледнел.
— Внешний его убил?
— Возможно, хотя наверняка мы сказать не можем. Если не считать следов агонии на лице мертвого, никаких признаков насилия не видно. Конечно, будет сделано вскрытие. Он мог умереть от удара в самый неожиданный момент.
— Это было бы удивительным совпадением.
— И я так думаю, — последовал холодный ответ. — Но если Шварц его убил, это становится чревато страшными последующими событиями. Видите ли, Ваше Превосходительство, кажется вполне очевидным из нашего предыдущего анализа, что Шварц должен был направляться в Чику для того, чтобы увидеться там с Шентом, а Паттер был найден мертвым между фермой Марина и Чикой. Мы направили сообщения в этот город три часа назад, и человек был пойман.
— Шварц? — это было сказано с недоверием в голосе.
— Конечно.
— Почему же вы не сказали об этом сразу?
Вялкис пожал плечами.
— Ваше Превосходительство, есть дела более важные и более срочные. Я сказал, что Шварц — в наших руках. Итак, он был пойман очень быстро и легко, и мне кажется, что этот факт не слишком вяжется со смертью Паттера. Как он мог бы быть одновременно таким умным, чтобы убить Паттера — самого способного человека, — и таким глупым, чтобы уже на следующий же день после этого открыто явиться на фабрику и требовать себе там работу?
— А он поступил именно так?
— Именно так… Тем не менее это дает толчок двум возможным мыслям. Он мог, передав сообщение Шенту или Алвардену, нарочно позволить нам схватить его, чтобы отвлечь наше внимание, или же существуют другие агенты, выследить которых нам еще не удалось. В любом случае мы не должны быть слишком самоуверенными.
— Я не знаю, — сказал Верховный Министр полным безнадежности голосом, и его красивое лицо прорезали беспокойные морщины. — Для меня все это становится слишком запутанным.
Вялкис улыбнулся, и в этой улыбке отразилась тень презрения.
— Через четыре часа у вас встреча с профессором Алварденом.
— У меня? Но почему? Что я ему скажу? Не хочу я его видеть.
— Успокойтесь. Вы должны с ним увидеться, Ваше Превосходительство. Мне кажется очевидным, что, поскольку близится время начала действия экспедиции, он должен вступить в игру, прося вашего разрешения на исследование Запрещенных Земель. Энниус предупредил нас о том, что он будет это делать, а Энниусу должны быть известны причины и точные данные этой кампании. Я полагаю, вы вполне могли бы ответить ему вопросом на вопрос и просьбой на просьбу.
Верховный Министр кивнул.
— Что ж, попытаюсь.
Бел Алварден прибыл точно в указанное время и успел оглядеть окрестности. Для человека, прекрасно знакомого с архитектурными шедеврами всей Галактики, Колледж Древних едва ли казался более примечательным, чем гранитное строение в древнем стиле. Для человека же, который, вдобавок, был еще и археологом, его аскетизм мог означать истинный лик мрачного, почти дикого образа жизни. Сама его примитивность несла в себе печать обращения к древнему прошлому.
И вновь Алварден погрузился в раздумья. Его двухмесячное путешествие по западному земному континенту оказалось не вполне… забавным. Первый же день разрушил все. Он поймал себя на том, что вернулся мыслями к событиям в Чике.
И тут он рассердился на себя за то, что думает об этом. Грубая, неблагодарная обычная земная девушка. Почему он должен чувствовать себя виноватым? И все же…
Должен ли он был делать скидку на шок, вызванный тем, что она узнала, что он Внешний, как и оскорбивший ее офицер, поплатившийся сломанной рукой за свою вызывающую глупость? В конце концов, может ли он знать, сколько страданий она уже приняла из-за Внешних? И после этого она получает такой, ничем не смягченный удар, узнает, что он — один из них.
Если бы он был более терпеливым. Почему он так грубо все разрушил? Он даже имени ее не помнил. Странно! В обычных условиях его память работала лучше. Не сознательное ли состояние вынудило его забыть?
Что ж, если это имело смысл. Забыть! А что, собственно, нужно было помнить? Земную девушку.
Она была сестрой в больнице.
Предположим, он попытается связаться с больницей. Но у него весьма смутное представление об этом месте, иг которого ушел ночью, оно, должно быть, находится неподалеку от едомата.
Добравшись до этой мысли, он фыркнул и рассердился. Он что, сошел с ума? Чего он может добиться? Она — землянка. Хорошенькая, милая, весьма сообразительная.
Земная девушка!
Вошел Верховный Министр, и Алварден обрадовался. Это означало передышку в воспоминаниях о том дне в Чике. Но в глубине его сознания гнездилась уверенность в том, что они вернутся, эти мысли, как возвращались всегда.
Что же касается Верховного Министра, его одеяние было новым и сверкало свежестью. Лоб не носил в себе следов сомнений и раздумий.
И разговор был самым дружеским. Алварден всячески подчеркивал искренность доброго отношения великих людей Империи к людям Земли. Верховный Министр столь же пылко стремился вызвать ту благодарность, какую абсолютно все жители Земли питали к имперскому правительству.
Алварден сказал о важности археологии для имперской философии, подчеркнув, что ею сделано великое заключение: «все люди любого мира являются братьями». А Верховный Министр покорно согласился с этим и указал, что Земля долго ждала подобного заключения и что можно лишь надеяться на то, что скоро придет время, когда Галактика претворит свою теорию в практику.
На это Алварден, коротко улыбнувшись, сказал:
— Именно из-за этого, Ваше Превосходительство, я к вам и пришел. Различия между Землей и некоторыми имперскими доминионами коренятся, вероятно, во многом на различиях в образе мышления. И все же добрая толика этих различий может быть устранена, если доказать, что земляне, как раса, не отличаются от других граждан Галактики.
— А как вы предлагаете это делать, сэр?
— Это не так трудно объяснить двумя словами. Как известно Вашему Превосходительству, два основных течения археологического мышления обычно называют теорией Моргера и теорией радиации.
— Я знаком с точками зрения обоих течений.
— Хорошо. Итак, теория Моргера сводится к выводу о том, что различные группы гуманоидов, включая и независимые, перемешались с помощью браков в ранние, почти не оставившие о себе документов, времена примитивных космических путешествий. Подобная концепция объясняет тот факт, что сейчас гуманоиды так похожи друг на друга.