За хрустальной стеной, делившей громадный зал надвое, виднелась небольшая часть Машины.
Большинство посетителей считали, что эти гигантские мигающие лампы, магнитная память, вращающиеся цилиндры, искрящиеся и пульсирующие экраны, соединенные медными нервами, и были Машиной. Но не столь наивные и более образованные посетители понимали, что Машина занимает куда большее пространство, чем огромный зал дворца, что ее знания хранятся в сумрачных глубинах, а решения принимаются вдали от нескромных людских взглядов.
Сюда поступала информация из всей Галактики. Она одновременно занималась прошлым, настоящим и будущим.
И только редкий человек понимал, что Машина была гигантской ширмой, декорацией, предназначенной для сокрытия чьей-то необъятной власти, но об этом никто не решался говорить вслух. Особенно Машине.
Алган рассек толпу, топтавшуюся на черных и белых плитах, и, подойдя вплотную к прозрачной стене, увидел кабинки, откуда можно было обратиться к Машине. О них знала вся Освоенная Галактика. И не было ни одного ребенка на самых отдаленных мирах, который бы не мечтал войти в кабинку, чтобы задать решающий вопрос и получить исчерпывающий ответ. Но в большинстве своем люди вырастали, взрослели, старились и умирали, так и не осуществив своей мечты.
В хрустальной стене размещались сотни кабинок. Алган вошел в одну из них и оказался лицом к лицу со своим отражением. Он вгляделся в глаза двойника. «Ищите ответ в глубине своей души», — таков был девиз Машины.
Все шумы разом исчезли. Он стоял наедине с самим собой — отражением в глубине светящегося пространства. Удлиненное худое лицо с заострившимися чертами и горящие холодным огнем глаза. Таким себя он еще не видел. И никогда еще так быстро не билось его сердце и не вздымалась грудь. Он облизнул пересохшие губы и хотел было заговорить, но решил подождать, надеясь, что Машина нарушит молчание первой. И вдруг понял, что Машины нет, что ее не существует вообще, что есть лишь его отражение и что именно оно будет отвечать на его вопросы.
— Итак, — осведомилась Машина, — что вы желаете знать?
У нее был безликий голос.
Алган задумался и решил задать ритуальный вопрос, вопрос, который срывался с уст миллионов еще живых или уже умерших людей, хотя каждый, кто задавал этот вопрос, исподволь чувствовал, что унижает оракула.
— Какое препятствие я должен преодолеть? — спросил он.
— Одиночество, — без промедления ответила Машина.
«Интересно, она отвечает так всем или только мне?» — подумал Алган.
Одиночество. Он уже два века не размышлял над этим. Почти два века.
— Мое имя Жерг Алган, — произнес он. — Ты знаешь меня?
— Да, — ответила Машина спустя секунду. — Вы родились двести лет назад. Вы не должны находиться здесь в данный момент.
— Да? А почему? — спросил Алган. — Можешь ли ты сказать, откуда я прибыл?
Он знал, что этим вопросом посеет панику и растерянность на Бетельгейзе. И терпеливо ждал ответа.
— Нет, — ответила Машина. — Не знаю. Но могу навести справки.
— Не делай этого, — успокоил ее Алган. — Лучше попробуй догадаться, куда я направляюсь.
Он улыбнулся своему отражению и исчез.
И вот он снова стоял перед Машиной. Она, казалось, спала. Хрустальная стена была почти черной, в ее глубине мигало всего несколько огоньков. Мягко светились математические символы.
Ненависть и предвкушение победы переполняли его душу, ибо близилось последнее сражение. Он поспешно направился к одной из кабинок.
10. ЗА ХРУСТАЛЬНОЙ СТЕНОЙ
— Двести лет, — пробормотал Стелло.
— Да, двести лет, — повторил Ногаро.
Его лицо посуровело. Он положил руки на стол и обвел взглядом присутствующих.
— Значит, он бессмертен, — сказал Стелло.
— Думаю, да, — подтвердил Ногаро.
И снова все замолчали. Они вдруг ощутили страх. Страх перед безоружным незнакомцем, вдруг возникшем из пространства.
— Может, он совершил долгое путешествие на светолете? — неуверенно спросил Альбранд. — Несколько лет полета со скоростью света…
— Нет, — отрезал Ногаро. — Машина утверждает — он исчез около двухсот лет назад в районе Глании, крохотной планетки на окраине центральных провинций.
— И больше его никто не видел?
— Никто. Но полвека назад некоторые из попавших в плен эльсинорцев — именно тогда завершился разгром пуритан — сообщили, что встречали его. Но их слова не нашли подтверждения.
— Быть может, пуритане погрузили его в анабиоз, чтобы использовать в подходящий момент? — осведомился Ольриж.
Ногаро отрицательно покачал головой.
— Как он прибыл на Бетельгейзе? — спросил Вольтан, один из самых старых по возрасту членов совета. Он был старше Ногаро. — Машина знает это?
— Нет, — ответил Ногаро. — Она утверждает, что он прибыл не на корабле.
Они снова замолчали. Пропала уверенность в своей правоте. Все то, чего они добились за несколько веков, испарялось, растворялось, обращалось в дым, и будущее представлялось смутным и неясным. Они впервые испугались надвигающихся событий.
— Помощь извне, — проворчал Ольриж. — Вы о ней только что говорили.
— Единственный логический выход, — холодно ответил Ногаро. — Кроме меня, никто из присутствующих с Жергом Алганом не встречался. Двести лет назад он был человеком со странностями. Остался ли он человеком сегодня? После двух веков отсутствия.
Он поджал губы. Страха он не испытывал, но его терзало неутоленное любопытство. Он знал, почему скрылся Алган, и знал, что поиск Алгана завершился успехом.
«Что же он нашел в Центре Галактики?» — спрашивал себя Ногаро.
— Сообщите нам все, что вы знаете, Ногаро, — потребовал Стелло.
Ногаро повернул голову и в упор посмотрел на него.
«Стоит ли им говорить? — думал он. — Стоит ли признаваться, что я действовал на собственный страх и риск и тем самым, быть может, поставил под угрозу Освоенную Галактику. Стоит ли доказывать, что есть более важные проблемы, чем спасение Галактики? А если промолчать? Пусть думают что хотят. Знает ли Машина о моих делах? Впрочем, промолчу ли я или нет, история Галактики от этого не изменится. Кто-то должен был решиться на подобный шаг. Не ясно только, что открыл и кем стал Жерг Алган».
— А не мог он передать тайну бессмертия пуританам? — спросил Стелло.
— Не знаю, — ответил Ногаро. Лицо его осунулось от усталости. Долгая жизнь была приятна, она позволяла осмотреться, выяснить неизвестное, принять верное решение, познать новое. Но одновременно в человеке копилась усталость, усталость от бесконечной череды лет. Жить было бы прекрасно, если бы человека окружал простой, ясный и безмятежный мир.
