Но любоваться открывшейся перед нами картиной не давало беспокойство о Старадымове, который вместе с толпой прочих «избранников богов» поднимался по ступеням каменной пирамиды. Похоже, восхождение было не из легких. Ступеньки были настолько высоки, что людям приходилось сгибать колени чуть ли не под прямым углом, чтобы переступать по ним. А перевести дух не давали жрецы.
— Натренировались вверх-вниз бегать… — неодобрительно бросил Богомил, показывая на них.
Я не понял и вопросительно посмотрел на него. Геров пояснил:
— Представляешь, в каком состоянии находятся сейчас «избранники»? Ведь им предстоит увидеть Владык Атлантиды — почти небожителей! Сильнейший психологический стресс. А тут еще чертовски трудный подъем на огромную высоту. Добравшиеся до дворца совершенно вымотаются физически, а психологически будут в состоянии, близком к религиозной эйфории. Готовый материал для формирования фанатиков, которые за Посейдона и его служителей пойдут в огонь и в воду.
Белый гиматий Юрия виднелся в середине толпы поднимающихся. Старадымов, стараясь не выделяться, к вперед не лез, и не отставал. Браслеты связи доносили до нас его напряженное дыхание. Видно, даже тренированному спасателю приходилось нелегко.
Наконец «избранники», сопровождаемые жрецами, втянулись в темный квадрат входа, прорубленного в пирамиде у подножия Дворца Владыки. Через несколько минут из микрофонов послышался шепот Старадымова.
— Уф! Отдышался. Ну и гонка!
— Где находитесь? — спросил я, пригнувшись к пульту.
— Ведут довольно широким поднимающимся переходом. Странно, окон нет, но здесь светло. Наверное, где-то устроены потайные щели.
Богомил утвердительно кивнул головой:
— Древние строители знали этот секрет… — закончить он не успел, потому что Юрий снова заговорил:
— Богомил! Какие здесь фрески! Нет, объяснить не смогу, их нужно видеть, — и после короткой паузы. — Все, ребята, умолкаю. Опять лестница. Похоже, скоро увидим божьих детей…
— Браслет не отключай, — на всякий случай напомнил я.
Юрий не ответил, но микрофоны по-прежнему передавали дыхание идущих рядом с ним людей. Я отрегулировал звук на максимальную громкость. Больше делать нечего. Оставалось ждать.
Минуты тянулись невероятно медленно. Я не отрывал взгляда от пульта управления, поэтому поначалу не понял вопрос Богомила:
— Джерри, посмотри, что это там?!
Я всмотрелся в ту сторону, куда указывал Геров. По улицам Внутреннего кольца спешили отряды вооруженных воинов. Лучи солнца блестели, отражаясь в медных, украшенных накладками из орихалка щитах и высоких гребнях шлемов. Войска уходили через Южный мост и терялись из виду среди лачуг Внешнего кольца.
— Что там происходит? — повторил вопрос Богомил.
Экран видеофора приблизил стену, окружающую Великий город, покрытые колючим кустарником холмы, горную гряду, ощетинившуюся вершинами Трезубца.
Вышедшие из города войска строились, занимая боевой порядок. Судя по всему, противник должен был подойти со стороны холмов. Но пока их пыльные вершины были совершенно безлюдны.
— Еще отряд, — показал в сторону Жертвенного храма Богомил.
По улице двигалось не менее полутысячи воинов. Жителей не было видно. Внешнее кольцо, недавно еще напоминающее человеческий муравейник, словно вымерло.
Я буквально разрывался между желанием разобраться в сути происходящего в городе и необходимостью находиться рядом с Юрием. В этот момент так долго молчавший микрофон ожил.
Говоря друзьям о фантастической красоте этого храма, я не кривил душой. Золотые листья обвивали покрытые орихалком столбы, вделанные в стены драгоценные камни играли всеми цветами радуги, пускали в глаза простому люду колючие лучики роскоши. В нос набивались ароматы благовоний, от которых даже у меня, отставного космодесантника, проходившего тренировки в самых различных газовых средах и способного продержаться тридцать две секунды в полном вакууме, начала кружиться голова.
Мои спутники, ошалевшие после нескончаемого подъема, даже не в силах были глазеть по сторонам. Один из них, тот, что шагал впереди меня, выглядел бодрее других, был не слишком робок и не оглядывался на воинов, сопровождающих нас с самыми мрачными лицами. Впрочем, едва ли мы предназначались на съедение какому-нибудь, тоже вышибленному с Земли Минотавру… Больше всего мне хотелось, чтобы нас привели к землянам. Но то были лишь надежды…
Неожиданно мужчина, который привлек мое внимание, повернул морщинистое, обрюзгшее лицо и что-то сказал.
Мне ничего не оставалось, как улыбнуться. Вообще-то, когда не понимаешь, что тебе говорят, чувствуешь себя круглым идиотом. Но выручил Геров.
— Он говорит, чтобы ты не боялся, все будет в порядке.
Мужчина снова заговорил, и, уловив в его словах те же звуки, что и в предыдущем обращении ко мне, я кивнул и улыбнулся более благодарно.
Расценив эти улыбки, как предложение к беседе, обрюзгший приотстал, пошел рядом со мной. Этого только не хватало!
— Он говорит, что уже пятый раз попадает на пиршество, — перевел Богомил речь моего словоохотливого спутника.
Я жестами продемонстрировал свое восхищение. Обрюзгший польщенно замолчал. Воспользовавшись этим я шепнул:
— Так нас на праздник ведут?
— По всей видимости, — отозвался Геров. В голосе его слышалось облегчение.
— Раз твой напарник попадает туда уже пятый раз, значит, убивать не будут, — констатировал Линекер.
— Спасибо, Джерри, — проникновенно шепнул я.
Обрюзгший, видимо, заметил движение моих губ, вопросительно взглянул.
— Он спрашивает, что ты сказал? — обескуражено проговорил Геров, беспокоясь, как я вывернусь из создавшегося положения.
Вывернулся я просто. Потрепал обрюзгшего по плечу и сказал:
— Э-эх…
Он тоже сказал:
— Хе-хе…
И мы снова зашагали рядом. Казалось, анфиладе залов не будет конца, но так не бывает.
Когда меня подтолкнули к чему-то, напоминающему место для отдыха доброй сотни людей, я не сразу сообразил, что следует делать, но, увидев, как мои спутники валятся на пол перед этим сооружением, и заметив груды съестного и чаши с напитками, понял, что это пиршественный стол.
Обрюзгший отпихнул от себя тощего бродягу, задрапированного в какое-то рванье, и потянул меня за руку. Я благодарно приложил руку к сердцу, что очень понравилось обрюзгшему, и он, усадив меня рядом, заговорил.
Я виновато улыбался, корчил рожи и в конце концов постарался жестами объяснить, что у меня нет языка. Обрюзгший сочувственно закатил глаза, похлопал меня по плечу, подал чашу, но говорить не перестал.