ЛИ: Ха… Сорок восемь.
КУРТ: В средние века вы бы уже были на том свете.
ЛИ: Верно. Был бы как миленький.
КУРТ: А репутация Франсуа Вийона дожила до наших дней, и все благодаря тысяче стихотворных строк…
ЛИ: Угу.
КУРТ: Вот так-то.
ЛИ: То есть «уходи, когда ты на коне».
КУРТ: Нет, не «уходи, когда ты на коне». Вы исполнили свое предназначение, вот в чем дело.
ЛИ: Хм.
КУРТ: Говорю вам, того, что вы сделали, хватит.
ЛИ: Я никому ничего не должен…
КУРТ: Повторю: того, что вы сделали, хватит.
ЛИ: Здорово. Я… понимаю. Эти слова мне еще пригодятся.
РОСС: Понятное дело, когда эту запись расшифруют, получится: «Продолжайте писать, Ли! Не сдавайтесь!» (Смех)
КУРТ: Между прочим, вторую книгу я написал только через десять лет после первой.
ЛИ: Вот как?
КУРТ: Я тогда пришел на вечеринку в Нью-Йорке. Разговариваю с издателем, а он меня и спрашивает: чем занимаетесь? И я ответил. Прямо само сорвалось с губ. Пишу «Сирены Титана». Это и была моя вторая книга. Прямо само сорвалось. Б-ззз. Будто в дверь позвонили. Б-ЗЗЗ.
ЛИ: Вам название в ту минуту пришло в голову, или уже…
КУРТ: У меня в котелке все давно варилось (постукивает себя по виску).
ЛИ: Вот! Это чувство мне знакомо. Мне кажется, ты садишься за клавиатуру, когда все уже готово. Это – последний акт пьесы. А все остальное уже произошло, раньше.
РОСС: Есть ли некая правда, которую писатель, на ваш взгляд, раскрывать не должен?
КУРТ: Я уже говорил насчет правильного поведения на свидании вслепую… Что ты на этом свидании скажешь? «Знаете, я так в себе не уверен… Мне сегодня не по себе… но, надеюсь, у нас все пройдет хорошо». Не скажешь ведь такое.
РОСС: Писательство сродни выступлению перед публикой?
КУРТ: В обоих случаях важно уметь держать аудиторию. Иначе люди могут подняться и уйти.
ЛИ: Для меня это вопрос заковыристый. Пока не могу на него ответить. Надо, чтобы прошло какое-то время, тогда я…
КУРТ: Лично на вас всем плевать. Людей интересует ваша книга.
ЛИ: Да, но нам же задали вопрос… о том, что ты готов раскрывать, а что – нет.
КУРТ: Это уже из области политики… Было такое время: если ты гомосексуалист, ты вычеркивал из книги все, что к этой теме имело хоть какое-то отношение. Потому что гомиков ненавидели. Ты же не хочешь, чтобы читатель, даже будь он последняя сволочь, тебя ненавидел.
ЛИ: Хм. Это верно.
КУРТ: Но сейчас этот вопрос снят.
ЛИ: Думаю, тут важную роль играет тема книги. В одной книге ты что-то сочтешь уместным, а в другой нипочем – чтобы не терять присущей тебе интонации – об этом не напишешь.
КУРТ: Мы сейчас говорим о художественной прозе или журналистике?
ЛИ: Это оговорено не было.
КУРТ: В одном случае ты готов раскрыть все…
РОСС: В каком именно?
КУРТ: В случае журналистики. А в прозе ты как волшебник. Что же мне, разрушать чары и писать, что эту женщину я в воздух не поднимал? Зачем огорчать читателя? (Смех)
В романе Филипа Рота «Литературный негр» Анну Франк надо было оставить в живых. Этого требовала природа эксперимента. Историю надо было довести до конца. А автор обманул читателя, испортил конец.
Было время, я писал рассказы для гламурных журналов – впрочем, к романам это тоже относится, – так вот, никогда не знал, как быть с концовкой. Мой агент однажды сказал: «Все просто, мой мальчик: герой садится на лошадь и уезжает навстречу заходящему солнцу».
Вот и Анне Франк такой конец не помешал бы. Мы бы и по сей день говорили об этой книге, останься героиня среди нас.
Как-то я рассказывал одному человеку о книге, которую я в то время писал, об Элджере Хиссе, а сам Хисс сидел вон там (показывает). Но я как-то о его присутствии забыл. А совсем недавно я встречался с Мартином Гарбусом, юристом, и мы с ним заговорили о Хиссе – и признались друг другу в том, в чем до этого не признавались никому: да, он передавал какую-то информацию Советскому Союзу, но ведь такова была романтика тех времен. Но говорить об этом вслух не принято…
С эволюционным процессом у меня вообще проблемы, но я никому об этом не скажу. (Смеется)
ЛИ: Это и есть та правда, которую вы никогда не раскроете, так?
КУРТ: Я же говорю – это из области политики.
РОСС: Скажите, как писатель должен относиться к социальным вопросам, нужна ли ему совесть?
КУРТ: Ну, чувство гражданина у меня было всегда. Еще в младших классах школы в Индианаполисе я понял, как важно быть хорошим гражданином. За свою страну я пошел бы воевать, даже будь эта война неправедной. Я пошел бы воевать даже во Вьетнам, хотя знал, что война там – неправеднее некуда.
ЛИ: Знаете, когда я впервые встретил Грега (Грег Раггиеро, активист и издатель), он у меня спросил: «А ты активист?» Я в ответ что-то такое промямлил, короче, разочаровал его. Но потом мне пришло в голову: ты ведь не сразу посылаешь людей протестовать, сначала они делятся с тобой рассказами о бедности, о войне… То есть действиям должны предшествовать вопросы. Видимо, мне больше по душе заниматься вопросами.
РОСС: Как вы думаете, будь наш мир получше или переменись он хоть чуть-чуть к лучшему – эта новая обстановка как-то писателей вдохновит?
КУРТ: Думаю, переменись мир к лучшему, это было бы забавно, мы бы чувствовали себя отцами-основателями на краю непознанной земли. Кстати, когда такое произошло в последний раз, на свет появились первые десять поправок к американской конституции.
ЛИ: Идея о том, что мир как-то возьмет и переменится к лучшему, представляется мне сомнительной, но вопрос в другом: можно ли что-то написать, живя на Парк-Авеню? Я сейчас живу в пригороде и очень надеюсь, что писать можно везде. Сейчас мне легче писать о личном. И я хочу сказать, что положение в мире всегда касается тебя лично. Мы привыкли говорить о мировых проблемах как о чем-то масштабном, но на самом деле речь идет о личном.
РОСС: Что может стать хорошей темой для романа – сегодня или завтра?
КУРТ: Отчасти потому, что я антрополог, я бы написал о том, как в Германии разрушили стену, как смешались две эти культуры. В Восточной Германии закрыли много фабрик и заводов из-за низкой производительности труда, безработица выросла до сорока процентов. Сейчас все эти фабрики и заводы стоят заколоченными, потому что у них теперь новые владельцы – в Западной Германии и, надо полагать, в США. Господи, как же так? Это все равно что забрать у индейцев их вигвам.
Надо было сначала запустить туда антропологов. Выяснили бы, как обстоят дела с производительностью труда. Самый дешевый вариант для Западной Германии сегодня – сделать так, чтобы эти заводы заработали. Ведь сколько средств надо на то, чтобы людей переселить да скинхедов утихомирить, а так работала бы себе фабрика на своем месте и работала.
