— Ну, вот мы и вместе, — облегченно вздохнула Светлана, не отпуская рук Ивана Нестеровича и Лобанова. — Сколько мы на корабле? Я потеряла всякий счет времени.
— Около четырех суток.
— Правда. А я думала, недели две. Вам-то вдвоем весело, а вот мне каково? Иван Нестерович, что же будет дальше?
— Дальше, я думаю, нам нужно выбираться отсюда. Ого, а какими глазами смотрит на вас Лаоа. Уж не влюблен ли он в вас?
Светлана засмеялась.
— Он угощает меня своими лакомствами, знаете, такими крошечными шариками, которые похожи на шоколад, и во рту от них потом долго-долго бывает сладко. В его обществе мне гораздо веселее, чем одной или вдвоем с Саибой.
— С Саибой?
— Да. Этот противный старик часами просиживает в моей каюте. Придет, сядет и уставится на меня, как на чудо какое.
Бурдин уловил тревогу в голосе девушки. На корабле нет женщин и мало ли какая блажь может прийти в голову жестокому и властному Саибе.
Да и Лаоа…
Бурдин посмотрел на молодого луианина. Ему не понравилось то нескрываемое восхищение, с каким Лаоа пожирал глазами Светлану.
«Сложное положение… — подумал Иван Нестерович. — Будь на месте Светланы еще один Игорь, мы бы сейчас решились, пожалуй, на серьезные действия; попытались бы скрутить этих двух молодчиков, раздобыли оружие. А теперь могут возникнуть такие ситуации, что из них и сам черт не выпутается…»
Бурдин снова взглянул на Лаоа. Да, его чувства, как в зеркале, отражались на лице. Что ж… искренность — качество неплохое. Чутьем человека, достаточно повидавшего на своем веку, Иван Нестерович угадал, что луианина мучает не только проснувшееся влечение к девушке. Нет, переживания Лаоа были гораздо сложнее. Молодость? Избыток сил? Похоже, что и так.
Конструктор представил себя на месте Лаоа. Он бы не выдержал и наверняка бы сошел с ума от бесконечного странствования в космосе. А у того в корабле прошло детство, кончилась юность. Это очень страшно — не ощущать движения, не видеть солнечного света, а главное — не знать, ради чего живешь.
Он, видимо, все отчетливее начинал сознавать безумие затеи Саибы. Лаоа жаждал родины, он хотел большого настоящего дела, приложения своих сил, его деятельная натура все громче протестовала.
— А вы знаете, о чем мы беседовали с Лаоа? — вывел Бурдина из раздумья голос Светланы. — Вот будет сюрприз для Алексея Поликарповича! — девушка запустила руку за борт комбинезона и вытащила небольшой темный квадратик, свободно уместившийся на ладони. — Видите?
— Пока ничего не видим, — сказал Игорь.
Светлана развернула квадратик в одну сторону, потом в другую, проделывая эту операцию до тех пор, пока в ее руках не оказался большой похрустывающий лист черной фольги размерами в половину газетной страницы. Обе стороны листа были покрыты мелкими белыми строчками, формулами и чертежами.
— Что это? — Бурдин прежде всего заинтересовался материалом, из которого изготовлен листок. — Бумага луиан?
— Да, и посмотрите, какая чудесная.
Светлана скомкала лист, сжала его в крошечный комочек, а когда снова развернула, на листе не оказалось ни одной складочки.
— Попробуйте порвите.
— Удивительно, — пробормотал Иван Нестерович. Он сделал попытку надорвать уголок. — А до чего тонок! — Потянул сильнее, но бумага не рвалась.
— Да не бойтесь, не бойтесь!
Бурдин ухватил края листа обеими руками, наклонился, упер левую руку в бедро. Ничего не вышло. Не мог надорвать лист и штурман, который напряг все свои силы.
— И как же на ней писать? — спросил Иван Нестерович.
Светлана снова запустила руку за борт комбинезона. Бурдин увидел в ее пальцах маленький металлический стержень, с одной стороны оканчивающийся острием, а с другой — щеточкой из тончайших металлических нитей.
Девушка провела острием по чистому полю. На бумаге появилась тонкая белая черта.
— А ну-ка!
Бурдин взял у Светланы стержень, осмотрел его. Никакого красящего вещества из острия не выделялось. Очевидно, между острием и поверхностью листа возникала электрохимическая реакция, дающая посветление в месте контакта. Иван Нестерович поскоблил линию пальцем, потер ее согнутым уголком листа — результатов никаких. Стало ясно, что линию уже ничем не сотрешь, что она будет жить, пока будет существовать этот лист бумаги.
Тогда Светлана, поджав губы и хитро поглядывая на конструктора» взяла у него стержень и провела по линии щеточкой.
Линия исчезла, словно ее не бывало. Бурдин поднес лист к самым глазам — никаких следов, чистое нетронутое поле.
— М-да, — Иван Нестерович покачал головой.
— Чудеса, — согласился Игорь. — А что здесь написано, Светлана Владимировна?
— Гравитационная теория.
— Вы уже успели заняться исследовательской работой?
— Нет, это уже готовые сведения. Лаоа говорил, а я записывала. Ох, сколько нового, сколько интересного! Как обрадуется Алексей Поликарпович! Ведь механизмы корабля действуют как раз на принципах той теории, которую он разрабатывает. И, знаете, кое в чем мы с ним ошибались. Но все равно у него такая светлая голова. Луиане давным-давно разгадали физическую сущность полей тяготения. Вот посмотрите на эту схему — так они представляют себе строение атома…
Светлана не теряла времени понапрасну. Может быть, она была слабой девушкой, но неутомимым исследователем.
— Луиане научились использовать гравитационную энергию, которая в тысячи раз превышает атомную, — продолжала девушка. — Особые устройства на корабле создают концентрированные гравитационные поля, более мощные, чем поле, удерживающее Землю на орбите около Солнца. Луиане могут сделать свой корабль невесомым, могут притягиваться к любой солнечной системе, к любой планете, или, наоборот, отталкиваться. Вот почему астероид, то есть этот корабль, летел по прямой. Им ничего не стоило затормозить наш ракетоплан и, даже больше того, остановить атомный распад в реакторе нашего двигателя.
— Постойте, постойте, — прервал ее Игорь, — неужели они могут создавать такое поле или такой луч, который вытягивается от одной звезды до другой?
— Нет, конечно. Для этого не хватило бы никакой энергии. Да и к чему это? Ведь вся вселенная пронизана гравитационными полями. Нужно только определенным образом взаимодействовать с ними своим искусственным полем. Ну, что вы скажете?
Светлана засмеялась тихим счастливым смехом.
— Однако молодчина вы, Светлана Владимировна, — не удержался от похвалы Бурдин. — Мы с Игорем все переживаниями занимались, все рассуждали… А вы действовали. Ну и ну.
