Я вытер кровь со щеки и вложил камень в пращу.
Я поднимал правую руку, и в руке этой была смерть. Хасан тоже почувствовал это и сделал шаг назад – мне было видно через поле.
– Всем оставаться на своих местах и бросить оружие, – раздался голос.
Слова были произнесены по-гречески, так что вряд ли кто-нибудь понял их, кроме Фила, Хасана и меня. Разве что Рыжая и Дос Сантос, но тут у меня уверенности нет.
Но всем была вполне понятна автоматическая винтовка в руках у говорящего, а также мечи, дубинки и ножи в руках у столпившихся за его спиной трех десятков людей и полулюдей.
Это были куреты.
Куреты – это плохо.
Они никогда не упустят свой кусок мяса.
Обычно жареного.
Но иногда вареного или даже сырого.
Огнестрельное оружие, судя по всему, было только у говорившего.
…А я крутил над головой смерть. Надо сделать ему подарочек, решил я.
Подарочек он получил, и голова его разлетелась вдребезги.
– Бейте их, – крикнул я, и мы начали.
Джордж и Диана первыми открыли огонь. Потом Фил достал какую-то пушку, а Дос Сантос побежал за своей сумкой. Эллен тоже рванула туда.
Хасану не требовалось моего приказа, чтобы начать убивать. У него и у меня единственным оружием были пращи. Но куреты находились ближе пятидесяти метров и сбились в кучу. Метко посланными камнями он успел уложить двоих, прежде чем они кинулись на нас. Я прибил еще одного.
Теперь они были уже на полпути через поляну и неслись на нас, перескакивая через своих убитых и упавших и дико вопя.
Как я уже говорил, не все они были людьми: был там один длинный и тощий с трехфутовыми крыльями, сплошь покрытыми язвами, была пара микроцефалов с такой массой волос, что они выглядели вовсе безголовыми, был даже один малый, из которого, вероятно, должны были получиться близнецы; еще было несколько экземпляров со здоровенными курдюками и трое неповоротливых верзил, которые продолжали идти на нас, несмотря на дырки от пуль в груди и в животе – у одного из них кисти рук были дюймов тридцать длиной и около фута в ширину, а другой страдал чем-то вроде слоновой болезни. Были и такие, что смотрелись почти нормально, но все они имели вид подлый и шелудивый, одеты были в лохмотья или вовсе не одеты, и, конечно, были небриты и смердели.
Я швырнул еще один камень, но увидеть, куда он попал, мне не пришлось – куреты уже набросились на меня.
Я стал раздавать удары во все стороны – ногами, кулаками, локтями, не соблюдая излишних церемоний. Стрельба замедлилась, а потом и вовсе прекратилась. Время от времени оружие приходится перезаряжать, а вдобавок еще что-то заело. Очень скверным делом была боль у меня в боку. Все-таки я успел уложить еще троих до того момента, когда что-то тупое и тяжелое сбоку обрушилось на мою голову, и я упал замертво.
Прийти в себя в жарком и душном месте…
Прийти в себя в жарком и душном месте, где пахнет конюшней…
Прийти в себя в темном, удушающе жарком месте, где пахнет конюшней…
…Это не слишком способствует спокойствию духа, равновесию в желудке, а также нормальному функционированию органов чувств.
Кругом воняло и было чертовски жарко, а загаженный пол мне не особенно хотелось разглядывать с близкого расстояния – хотя из моего положения это было как раз очень удобно.
Я застонал, пересчитал свои косточки – все ли на месте – и сел.
Потолок был низкий и еще понижался к задней стене. Единственное маленькое окошко наружу было забрано решеткой.
Мы находились в глубине деревянной хибары. В противоположной стене имелось еще одно окошко. Но это было окно не наружу, а внутрь – за ним была более просторная комната, и Джордж с Дос Сантосом разговаривали с кем-то, кто стоял по ту сторону решетки. Хасан лежал без сознания или мертвый футах в четырех от меня; на голове у него была запекшаяся кровь.
Фил, Миштиго и дамы тихо беседовали в дальнем углу.
Пока все это отпечатывалось в моем сознании, я рукой тер висок. Левый бок по-прежнему болел, и многие другие части моего тела решили составить ему компанию.
– Он очнулся, – внезапно сказал Миштиго.
– Всем привет. Я вернулся, – согласился я.
Они подошли ко мне, и я принял вертикальное положение. Это была сущая бравада, но мне удалось его сохранить.
– Мы в плену, – сказал Миштиго.
– Правда? В жизни не догадался бы.
– На Талере такого не бывает, – заметил он, – и на других планетах Веганской системы тоже.
– Тем хуже для вас, что вы там не остались, – сказал я. – Вспомните, сколько раз я просил вас вернуться.
– Этого всего не случилось бы, если бы не ваша дуэль.
Я отвесил ему оплеуху. Рука не поднималась поколотить его как следует – слишком уж он был патетичен. Я только шлепнул его тыльной стороной руки, и он отлетел к стене.
– Вы хотите сказать, что не знаете, из-за чего я нынче утром изображал из себя мишень?
– Из-за вашей ссоры с моим телохранителем, – заявил он, потирая щеку.
– А ссора была по тому поводу, собирается он вас убить или нет.
– Меня? Убить…
– Забудьте об этом, – сказал я. – На самом деле это не имеет никакого значения. Сейчас – никакого. Вы по-прежнему на Талере, и можете оставаться там последние отведенные вам несколько часов. Было бы славно, если бы вы смогли приехать на Землю и погостить у нас. Но обстоятельства сложились иначе.
– Мы что, здесь погибнем? – спросил он.
– Такие порядки в этих краях.
Я отвернулся и стал разглядывать человека, который разглядывал меня через решетку. Хасан тем временем сел, прислонившись к дальней стене и поддерживая руками голову.
Я и не заметил, как он очнулся.
– Добрый вечер, – сказал человек по ту сторону решетки, и сказано это было по-английски.
– А это действительно вечер? – спросил я.
– Действительно, – подтвердил он.
– Почему нас не убили? – поинтересовался я.
– Потому что вы мне были нужны живыми, – заявил он. – Нет, не лично вы – Конрад Номикос, Уполномоченный по делам искусств, памятников и архивов, и не ваши чиновные друзья, включая поэта-лауреата. Мне нужны были живыми любые пленники, которых им удалось бы захватить. То, что вы оказались такими персонами – это, можно сказать, приправа.
– С кем имею удовольствие беседовать? – осведомился я.
– Это доктор Морбай, – сказал Джордж. – Он у них знахарь, – добавил Дос Сантос.
– Я предпочитаю термин «шаман» или «главный врач», – с улыбкой поправил Морбай.
Придвинувшись поближе к решетке, я разглядел, что он худ, темнолиц, чисто выбрит; волосы у него были заплетены в одну огромную косу, свернувшуюся на голове, как кобра. У него были близко поставленные темные глаза, высокий лоб; выступающий подбородок закрывал кадык. На нем были плетеные сандалии, чистое зеленое сари и ожерелье из фаланг человеческих пальцев. В ушах он носил здоровые серебряные кольца в форме змей.
