Слухи обо мне расходятся быстро, так что уже никто не приближается, не крикнув перед тем: "Эй, Дон Хуан Карлос!" Кроме того, у тикос совершенно нет чувства красоты и уважения к ней, и один из них набрался наглости настолько, что едет верхом по нашей лестнице из гравия. Разъяренная Диана стреляет в него, так что конь и всадник бегут куда глаза глядят, причем, каждый в свою сторону.
Вечер, это единственное время, когда можно расслабиться. Поев риса с приправами, шмалим громадные самокрутки. Мы даже ловим Радио Гольфито через маленький транзистор Дианы. Их рекламный лозунг всегда доводит меня до смеха: "Радио Гольфито - крупнейшая радиостанция мира!" Как-то раз я посетил их редакцию, все торчат в помещении три на семь метров!
Эти вечера - вся наша привилегия после тяжкого целодневного труда, но атмосфера в целом хорошая. Дэйв все так же дуркует, но, в конце концов, выучил кое-какие правила хорошего поведения. Теперь он уже не вскакивает в любое время дня и ночи в мою комнату. Зато Клод все время спокоен, расслаблен, хотя тоже любит побеситься. Мы много курим, и вечером, когда все накуриваемся под завязочку, нас смешит любая глупость. К примеру, мы устраиваем засады на глуповатых тикос, которые пытаются прокрасться по тропе, и их скачки, когда пули свистят у них над головой, вызывают гомерический хохот. Мы все неплохие стрелки, и когда бесимся подобным макаром, всегда устраиваем конкурс кто попадет ближе всего; если попадает проигрывает.
Мне пришлось расстаться с работниками, строившими дом, потому что один из них ляпнул что-то про Диану. Тогда я всех послал нах... , а главному виновному пообещал, что подвешу его за яйца. Я сказал это так, не придавая особого внимания, но он отнесся к этому весьма серьезно, поэтому все ушли, не ожидая, что произойдет дальше.
Главная моя проблема, это то, что вернулась малярия. Нездоровый климат и плохое питание ослабили меня, так что болезнь берет верх. У меня вечный понос, по ночам я не могу спать, потею и трясусь. Диана постоянно меняет пропотевшее белье. Под утро я уже совсем никакой и хочу вздремнуть, но нужно вставать: здесь я за главного, и если сам не приложу к чему-нибудь рук, никто даже не пошевелится.
Как-то ночью иду спать в гамаке. В постели спать просто невозможно, поэтому ухожу, чтобы хоть Диана смогла нормально отдохнуть. Гамак практически полностью прогнил и свисает над самой землей. На рассвете что-то вырывает меня из дремоты: в десяти сантиметрах от моей свисающей до земли руки курица мощными ударами клюва в основание головы убивает метровую терцио пело. Не хватало еще, чтобы в ночных конвульсиях я ударил ее рукой. Храбрая малая курочка! Она спасла мою жизнь, а при случае - и саму себя, потому что теперь ее нельзя будет съесть.
* * *
Ко мне приходит множество людей, чтобы продать золото, а у меня нет ни гроша, чтобы купить его. Говорю им, что пока что я устраиваюсь, а там посмотрим. Это дает мне возможность поговорить с ними, и тут я открываю новый для себя аспект полуострова. Некоторые - это беженцы из Никарагуа, бывшие бойцы антисандинистских соединений, другие - кубинцы, которые несколько лет раньше попросили убежища в посольстве Венесуэлы на Кубе.
Один из них дарит Диане пойманную в джунглях обезьянку колорадо. Мы даем ей имя Артуро. Это самый настоящий дьяволенок, истинное божье наказание. Мы находим Артуро или же его следы в постели, в мешках, содержимое которых растаскано и рассыпано, на крыше, с которой он срывает листья, на столе, когда мы едим, в тарелках. В особенности он имеет привычку поднимать крышки горшков и всегда при этом обжигается: тут уж полно визгу и размахивания лапками, в результате чего начинается неописуемый бардак. Артуро полюбил нашу курицу и бегает за нею, чтобы вырвать у нее перья на память: при этом заводится дьявольская кутерьма, кружащаяся по всему дому и ничего не щадящая.
Принимая во внимание, как мало мы едим мяса, а также бордель, устраиваемый чуть ли не ежечасно, у меня большая охота слопать обоих, но они святы. С Артуро битьем ничего не добьешься; как только его ударишь или привяжешь, тут же раздается ужасающий визг. Иногда у меня даже появляется желание придушить его, но Диана тут же берет зверька под защиту, и Артуро после каждой своей выходки бежит прятаться у нее. Он прекрасно понимает, когда переходит границы дозволенного. Но мы его любим и вечерами иногда даем ему покурить травки, чтобы он повеселился вместе с нами. Мы дуем ему дымом в мордаху, потому что ему это ужасно нравится, а потом сходит с ума еще сильнее. Самое замечательное, что после этого он засыпает.
* * *
Ко мне частенько приходит один старичок. Зовут его Тонио, и он давно уже живет на границе с парком. Правительство желает его отселить, выплатив при этом компенсацию. В связи с этим старик должен поехать в Сан Хозе. Но, сколько помнит себя, он всегда был золотоискателем, за пятьдесят шесть лет всего лишь дважды уезжал с полуострова, поэтому хочет, чтобы я поехал с ним - уж очень он боится города. Именно он и помогает мне узнать содержание золота в земле.
За четыре дня интенсивной пахоты мы вчетвером выкапываем ров по всей длине участка. Золото находим повсюду, на метровой глубине. Результат превосходный, но вручную добывать нельзя. Нужны машины, а у меня нет ни копейки, чтобы нанять их. Нужно быстренько подзаработать пару тысяч долларов, чтобы начать добычу.
Тонио рассказывает мне о высохшем русле, откуда он сам выкапывает золотоносную породу; затем он грузит его в мешок, перетаскивает к речке, что протекает в пятидесяти метрах далее, а там уже промывает, получая грамм пять чистого золота в день. Именно что-то такое мне и нужно, потому что, имея машину, я могу подвести воду и увеличить производительность. Проблемой является то, что место это находится в глубине парка, часах в полутора дороги отсюда. Даже подниматься туда запрещено, не говоря уже про работу с бомбой. Я выхожу с Тонио на разведку и проверяю, не наврал ли он. Место богатое, но вот добраться туда ужасно трудно. Дорога слишком крутая для лошадей, и, похоже, будет чертовски весело затаскивать туда оборудование.
Возвращаемся. Перспектива работы меня возбуждает.
- Дэйв, возьмешь лошадей и отправишься в Лас Пальмас купить две двадцатилитровые канистры бензина.
- Но... неужели ты собираешься затаскивать двигатель туда?
- Именно, как раз там я и собираюсь поработать.
- Но ты же видел тот склон, лошади никак не смогут пройти.
- А кто говорит о лошадях? Все затащим на себе. Тебя же не пугает это мизерное расстояние?
- Как раз пугает. Тут и так барахтаешься, даже без груза... Нет, это сумасшествие!
- Видишь как все прекрасно сложилось, ведь тут одни сумасшедшие. Ладно, поспеши, если хочешь вернуться до полуночи. Всю открытую часть дороги нам надо пройти, когда ничего не видно, иначе кто-нибудь да донесет охранникам. Ну, пошел!
