Никто не встретил нападавших на чужом берегу. Никто не оказал им сопротивления. Все бурундцы были на площади.
Размахивая дубинами, издавая пугающий воинственный клич, Анд вместе с отрядом отборных воинов с берега вешних, которых их вождь, Весна-мать, послала предотвратить новое преступление бурундцев, ринулись к площади.
Все они готовы были к жаркой схватке, допускали паническое бегство застигнутых врасплох бурундцев, но то, что они увидели на площади, и вообразить себе никто не мог, даже Анд.
Все люди до одного, и на самой площади, и на пьедестале конного памятника предку, пали ниц. Словно на них не нападали исконные их противники, которых они не раз грабили, а грозила им куда более страшная и неведомая сила. Она устрашала, расслабляла, сковывала.
Анд поднял глаза и понял причину такого ужаса и благоговения.
— Божество?!
Да, с неба прямо на площадь спускалось нечто, никогда никем из живущих в Городе Руин невиданное!
Оно спускалось беззвучно, плавно минуя верхние этажи зданий.
И когда это «неведомое» оказалось на высоте человеческого роста, Анд, застыв в изумлении, воскликнул:
— Взлетолет![1]
От памятника послышался визгливый голос Верховного Жреца с нотками мольбы:
— Божество! О, Божество, помилуй нас!
Анд с детства знал нелепые сказки Жреца, предрекавшего сошествие Божества на Землю, якобы для того, чтобы одарить Добром — Имуществом свято чтивших его бурундцев, сделав всех счастливыми.
И вот теперь все находящиеся на площади ждали исполнения пророчества и, если бы не страх, потирали бы руки в предвкушении дарованных богатств. В ожидании всего, что последует, они продолжали лежать, распластавшись на траве.
Вешние с дубинами и металлическими прутами застыли в недоумении, поскольку их предводитель Анд знаком предостерег их от избиения «поверженных» противников.
Те из «поверженных», кто оказался под спускающимся «нечто», боязливо отползли в сторону, и это «нечто» мягко коснулось синей притоптанной травы.
Жрец, а за ним и Урун-Бурун, забыв о своем величии, полусогнутые в поклоне, прямо по спинам лежащих спешили к сошедшему с неба Божеству.
В благоговейном ужасе следили они за тем, как открывалась дверца, похожая на дверцы в алтарях старинных храмов, и из нее вышло само «сияющее Божество» в белой, ниспадающей до земли одежде, с длинной седой бородой, с иконописным, как сказали бы когда-то, лицом и мудрыми, проницательными глазами. Оно очень походило на наивные изображения Всевышнего в представлении живописцев далекого прошлого, украшавших древние храмы.
Жрец и Урун-Бурун пали перед ним на колени и лбами коснулись земли.
Тем временем нагая звездонавтка, почувствовав, что насевшие на нее подсобные жрецы, перепуганные до смерти, распластались на мраморе рядом с нею, поднялась на ноги и первым делом, даже не одеваясь, вырвала из скрюченной трясущейся руки «отца-свежевателя» его острый нож и перерезала путы на руках и ногах у Никиты, Бережного и остальных пленников. Потом, вдруг зардевшись от стыда, поспешно надела свое привычное космическое одеяние.
Вася Галлей, отворачивавшийся, пока девушка освобождала его, теперь благодарно поцеловал ее в щеку.
— Благоговейно прикасаюсь к богине, вышедшей из огненной пены! — сказал он.
Бережной, потиравший затекшие запястья, поглощен был тем, что происходило на площади.
— В самом деле взлетолет, — заметил он. — Показалось мне, хлопцы, или как будто кто-то даже выкрикнул это слово?
— Это Анд! Я узнала его голос.
— Пострел сюда поспел, — отозвался Федоров.
— Очевидно, он привел вооруженный отряд, скорее всего, с того берега, чтобы выручить нас, — предположил Крылов.
— Вот не думал стать яблоком раздора между местными племенами. Надеюсь, им не придет в голову скушать это яблоко, — в своей обычной манере вставил Никита Вязов.
— Но кто? Кто это прилетел? — спрашивала Надя, поправляя волосы.
Звездонавты уже увидели вышедшее из летного аппарата «Божество».
Старец, сопровождаемый полусогнутыми Жрецом и вождем, направился к пьедесталу памятника.
— Добро пожаловать, дорогие звездные гости, вернувшиеся домой! — на превосходном, родном для звездонавтов русском языке сказал старец.
— Кто вы, почтенный старейшина? Кому мы обязаны жизнью? — ответил вопросом Бережной. — Кого в вашем лице мы можем приветствовать?
— Я представлюсь вам в аппарате, куда прошу вас всех войти. Заранее прошу прощения, что вам придется пройти там обязательную у нас процедуру облучения. Вас ждут на острове Солнца.
— На острове Солнца! — радостно воскликнула Надя. — Значит, есть еще населенные места на Земле!
— Разумеется, — ответил старец, не обращая ни малейшего внимания на Жреца и вождя, чем повергал их в священный трепет. — Поднявшаяся вода океанов, затопив сушу, оставила множество разделенных между собой островов, жизнь на которых увядала или развивалась по-разному.
— Мы готовы, — отозвался Бережной. — Для того мы и стремились обратно на родную Землю, чтобы встретиться с новыми людьми.
— Вы встретитесь с ними, — заверил старец, презрительно взглянув на толпу диких бурундцев и сгрудившихся неподалеку вешних с дубинами.
— Пользование взлетолетами и противоинфекционным облучением не говорит об утрате былых знаний, — заметил Вася Галлей.
— Но я не могу без Никитенка! — воскликнула Надя. — Я побегу за ним.
— Он с Эльмой. Тебе не открыть тайных засовов. Я приведу его сейчас, — вызвалась, с трудом поднимаясь с колен, Майда.
— У нас очень мало времени, — сказал богообразный старец, — ибо иссякает энергия. Мы давно разыскиваем вас, принимая ваши радиограммы, но не в состоянии ответить вам. Поняли, в каком районе вы решили приземлиться, посылали туда на разведку наш аппарат, который заметил, близ какого города вы опустились в озеро. В результате энергии теперь осталось очень мало. Мы спешили сюда, подозревая, что вы не найдете здесь должного гостеприимства.
— Люди здесь разные, как и повсюду, — глубокомысленно заметил Крылов.
Никита Вязов отправился вместе с Майдой.
— Кто этот Никитенок? — спросил старец.
— Это его, — кивнула вслед уходящему Никите Надя и неуверенно поправилась: — Наш сынок.
Старец как-то странно и внимательно посмотрел на Надю.
Почему-то она опять зарделась, как недавно на пьедестале.
Люди на площади начали поднимать удивленные лица. Они сначала зажмуривались, потом открывали глаза шире обычного, но встать не решались в присутствии Божества, которое запросто беседует на непонятном языке с едва не казненными живыми предками.