- Вот кажется мне, Стеша, - говорила она своим тихим, глуховатым голосом, словно стараясь до самой души, проникновенно и радостно, поведать подруге о своих мечтах, - вижу я эти чудесные лампы, что сделали для нас ученые, вижу я их не здесь, в нашей маленькой теплице, а над полями. Пусть будет вечный день на полях. Пусть в месяц вырастут и созреют невиданные хлеба, чтобы снова через месяц дать урожай новых злаков и овощей... Представь себе, - мечтательно продолжала она: - за одно лето колхоз даже в наших краях будет снимать четыре-пять урожаев. Он станет в пять раз богаче...
- Не знаю, - помолчав, сказала Ольга, - но я думаю, что это будет возможно, когда мы получим совсем дешевую электроэнергию и наши изобретатели сделают вот такие, еще более светлые лампы, но во много раз экономичнее. Тогда мы будем выводить новые сорта растений для вечного дня.
- Что-то уж больно чудно, - простодушно заметила Стеша. - Эдак и спать не придется.
- Не бойся, у тебя твой сон не отберут. Наоборот, тогда и для отдыха и для сна будет куда больше времени... Вот смотри, - Ольга подвела подругу к одной из грядок. - Видишь кустики ветвистой пшеницы? У них уже высокие колосья. А посеяла я эти зернышки... - Ольга раскрыла тетрадку и заглянула в записи, только месяц тому назад. За полтора месяца можно посеять, вырастить и собрать хлеб. Правда, это особый сорт. Ученые говорят, что такая пшеница может дать до ста пятидесяти центнеров с гектара... Смотри, сколько у нее колосьев. И какие...
Ольга не успела договорить.
Из потолка вдруг выскочил тяжелый крюк, к которому была прикреплена проволока для плетей вьющегося винограда. Он ударился обо что-то мягкое и затем шлепнулся в воду.
Шульгина бросилась к месту аварии.
Там стоял московский техник и, растерянно улыбаясь, потирал ушибленное плечо.
Как потом он рассказывал своему товарищу, дело произошло таким образом. Услышав о ветвистой пшенице, о которой Бабкин много читал, он хотел хоть краем глаза посмотреть на нее. Пытаясь вылезть из канавы, Тимофей схватился за проволоку. Видимо, крюк неплотно держался в известняке и вылетел.
...Бабкин пытался согнать некстати прилепившуюся к губам улыбку, но это было не так-то легко. Что он мог сказать Ольге?
Стеша хотела все объяснить, но, увидев гневное лицо Шульгиной, смешалась и закрыла лицо руками.
- Антошечкина! Проводи, пожалуйста, товарища, - сухо приказала Ольга. Он, наверное, не найдет выхода.
Она резко повернулась и через секунду скрылась в тоннеле.
ГЛАВА 12
РАЗГОВОР ПО ДУШАМ
...словом
механика
и никакого волшебства.
В. Маяковский
Вода хлюпала в сапоге. Известковая пыль сразу прилипла к мокрой коже. Бабкин шел, опустив голову, и наблюдал, как мелькают перед глазами два сапога, белый и черный. Он с трудом узнавал их. Куда и зачем несут они незадачливого парня? Не все ли равно...
Все его попытки объясниться с Ольгой ни к чему не привели. Рассерженная девушка даже не взглянула на него.
Стеша готова была утопить любопытного техника в канаве. Она ничего не хотела слушать. Никаких извинений, никаких утешений, только пусть он скорее убирается отсюда.
Бабкин ушел молча, с достоинством. Стеша все еще плакала. Тимофею казалось, что и сейчас доносится до него ее детское всхлипывание.
Кругом, куда ни повернешься, поля. Тонкие деревца окружают их зеленым забором. Всюду люди, у всех свое дело: кто окучивает картошку, кто полет огороды.
Мелькают светлые платья на поле. Казалось, что это ожили ромашки и васильки, побежали по траве, и вот колышутся они уже на другом месте.
Песня, спокойная и радостная, прилетела с поля. Ветер принес ее сюда на дорогу и снова помчал дальше, Пусть слушают те, кто остался в деревне.
Не хотелось Бабкину возвращаться в Девичью поляну. Никого там нет, старики да ребята малые. Все на полях. Только вот он, парень из Московского института, - один он бездельничает, бредет по дороге и вздыхает.
Шел он среди полей и видел маленькие опытных участки. Они казались ему клетками шахматной доски. "Ольгины выдумки", - подумал он, останавливаясь около одной из клеток. Перед ним расстилалось небольшое поле с пышными букетами бледно-розовых цветов. Они росли на кустах с тонкими красными ветками. Пчелы тяжело взлетали над цветами, словно перегруженные самолеты.
В первый момент Бабкин не узнал этого растения. Оказалось - гречиха, та, которую он привык видеть низкорослой, с чахлыми цветочками на тонких, как бы проволочных, стебельках.
А вот и ветвистая пшеница. "Может быть, Ольга пробует вывести и здесь какой-нибудь новый сорт? - подумал Тимофей, считая колосья на одном из стеблей. - Зачем же возиться с этим растением на маленьких участках, если сейчас ветвистой пшеницей засеваются целые поля? Однако Ольга пробует, ей мало того, что сделали академики..."
Вечная неудовлетворенность. Поиски нового... Мало ей, мало! Все нужно: и вода из-под земли, и гречиха, и диковинная ягода, и даже редкостные тропические цветы на окнах. "А кто она, Ольга Шульгина? - размышлял Тимофей. Кончила техникум, так же как и я. Сейчас заведует агролабораторией, учится заочно в Тимирязевской сельскохозяйственной академии. Все! Что ж тут особенного?"
Одного только не мог себе представить Бабкин. Как это могло случиться, что его ровесница-комсомолка, которая, наверное, и в Москве-то никогда не была и не знает, что такое настоящая работа в научном институте, вдруг организовывает в Девичьей поляне необыкновенную лабораторию, становится ее начальником и делает такие опыты, которые, наверно, заинтересуют серьезных и уважаемых специалистов? "Кто для нее Бабкин? - невесело думал он о себе. - Просто мальчишка научившийся обращаться с горячим паяльником. Он не прижжет себе пальцев, но и не выдумает пороха. Пусть этот техник умеет соединять по схеме проводнички, его научили, как проверять радиостанцию. Вот и все".
И, наверное, впервые за свою жизнь Бабкин по-настоящему, почувствовал что-то вроде зависти. Как ни странно, но он был этому рад. Тимофей не мог разобраться, хорошо ли это или плохо, но он все-таки завидовал Ольге. Нет, конечно, не потому, что она была начальником лаборатории, а он, Бабкин, нет. Он понял, что слишком рано пришло к нему спокойствие и удовлетворенность. Ольга все переделывает, ищет, ошибается, мучается, не спит ночей и опять начинает все заново. Это только внешне она спокойна, так же как он, Бабкин, а характер у нее совсем другой.
"Так чему же я завидую? - спрашивал сам себя Тимофей в мучительном недоумении. - Характеру Шульгиной? Странно, но это именно так, потому что больше завидовать нечему. Все так же доступно и мне, как и ей. Кто же мешает технику Бабкину изобретать или работать совсем по-новому, как передовые люди на заводах или здесь в колхозе та же Ольга и ее товарищи?" Он вспомнил девочек на школьном мичуринском участке - синеглазую Капку, разводившую гусениц дубового шелкопряда. Всюду опыты, всюду поиски!
