Сайлас подходит ко мне и крутит вентиль на моей бутылке. Всего секунду мне кажется, что он собирается повернуть его на все триста шестьдесят градусов.
Что он просто закроет его и оставит меня здесь задыхаться. Но он не делает этого.
— Не волнуйся, я только снижаю количество кислорода. Продолжай спокойно дышать, — говорит он.
Я чувствую, как воздуха становится меньше, пытаюсь последовать его совету, но недостаток кислорода вызывает панику, очень часто дышу.
— Эй, расслабься. — Сайлас трясет меня, от чего у меня начинает кружиться головой. Я падаю на него, и ему приходится меня поймать, чтобы я не грохнулся на землю.
Он снова открывает вентиль, и когда я могу более или менее нормально дышать, киваю.
Сайлас и Инджер обмениваются взглядами, затем Инджер бурчит себе под нос:
— У нас нет другого выбора, — повторяет он. — Давай, надо идти.
— Что-то случилось? — спрашиваю я по возможности спокойным тоном. — Как далеко еще?
Сайлас и Инджер перешептываются, а потом меняют направление.
— Парни? — тем временем мой голос все еще похож на карканье вороны.
Неожиданно Сайлас останавливается, осматривает фасад огромного, красного, заколоченного дома и задумчиво потирает лоб.
— Уже несколько лет мы не видел Ципов. То, что они летают вокруг, может означать только одно: Есть проблемы. Они охотятся. Петре нужна наша помощь, — объясняет Инджер. — Если мы поделимся своим воздухом с тобой, то нам придется двигаться медленнее, и, возможно, мы не успеем добраться до Рощи мятежников вовремя, чтобы предостеречь их. Если у нас вообще хватит кислорода, чтобы добраться дотуда, все равно в каком темпе будем передвигаться. Разделяться не имеет смысла, — что-то военное появляется в поведении Инджера. Присутствует даже хорошее самообладание.
— Если ты и дальше последуешь за нами, тогда твой воздух израсходуется, и на этом конец, — объясняет Сайлас.
— Другими словами: мы в безвыходной ситуации, — в этот раз Инджер говорит почти торжественным тоном. Наверное, решил поставить точку в моем жалком состоянии. И, возможно, так будет лучше. Однажды, я слышал где-то, что смерть от удушения, худший из способов закончить жизнь. Я втягиваю плечи. Сайлас снова рассматривает красный дом.
— Ну, безвыходная ситуация — это преувеличение, — меняет мнение Инджер и ведет меня в здание, на которое Сайлас все время глазеет. Через несколько шагов мы стоим на лестничной клетке с очень крутыми лестничными пролетами.
— Давай, забирайся мне на спину, — приказывает Сайлас. — Иначе ты не доберешься до крыши.
Я растаптываю последние остатки гордости и делаю то, что он говорит. И тогда Сайлас несет меня на закорках по лестнице всего двенадцать этажей эта цифра написана на двери.
Когда остается еще одна лестница до выхода с надписью «Крыша», тяжело пыхтя, Сайлас стряхивает меня. Инджер открывает тяжелую дверь и, внезапно, мы стоим, окруженные солнечным светом, на крыше, с которой видны бесконечные ряды жилых кварталов и наполовину засыпанные улицы.
На горизонте выделялись контуры здания с куполами и башенками. Я видел его однажды на фото, но не могу вспомнить название.
Если бы я мог заметить Беа или Алину, на крайний случай, хотя бы Мод! Но в лабиринте руин, покрытых снегом, не видно ни одной живой души.
Инджер ведет нас к противоположному углу крыши, где под толстым, тяжелым, прозрачным пластиковым навесом стоит дыхательный аппарат на солнечных батареях.
Рывком Инджер стаскивает брезент, снимает колпак с респиратора и трясет его до тех пор, пока он не начинает работать. Затем поднимает свою дыхательную маску и прижимает грязную к лицу, которая висит на респираторе.
Пару секунд он глубоко дышит, затем протягивает маску мне.
— Вот, твой спасательный канат.
Я снимаю свою маску и натягиваю ту, которую Инджер протягивает мне. Воздух, который вырабатывает респиратор, влажный и отвратительно пахнет.
— Эта штуку заряжена еще на три месяца, — объясняет мне Инджер. — К сожалению, его нельзя переносить. Так как это одна из старых моделей.
— Но как я вернусь назад? — спрашиваю я ошарашено.
Сайлас кажется расслабился, потому что я начинаю понимать, что здесь происходит.
— Я попытаюсь забрать тебя. Или пришлю кого-нибудь, — обещает он.
— Когда?
— Пока мы не знаем, что произошло в Роще мятежников, не могу ничего сказать.
— Но если я умру с голоду?
— Не говори глупостей, если есть вода, можно продержаться несколько недель, — успокаивает меня Инджер.
— Но у меня нет воды, — я понимаю, как испуганно выгляжу, но даже не пытаюсь скрыть свой страх.
— Снег будет идти снова и снова в течение нескольких следующих дней. А здесь наверху ты найдешь достаточно контейнеров, — Сайлас показывает на несколько мисок и ведер, которые разбросаны по всей крыше. — Просто заполнишь их снегом.
— А если транспортное средство Министерства проедет мимо, то брось что-нибудь вниз и привлеки их внимание. Или махай Ципам. Ты премиум. Они не сделают тебе ничего.
Расскажи им, что мы тебя похитили или что-то в этом роде.
Я хотел бы ему свято пообещать, что никогда не предам мятежников, но не могу.
Охотно поклялся бы, что готов умереть за их дело. Но кто знает, на что я способен, если я буду умирать с голоду и охвачен смертельным страхом?
— Я надеюсь, вы найдете их, — только и говорю я. — И если вы найдете их, то скажите Беа… — я останавливаюсь.
— Мы придем и заберем тебя, — обещает Инджер.
— Если все то, что ты рассказал о том, что ты спас Алину или то… тогда… ну, да, спасибо, — добавляет Сайлас удивительно мягким голосом.
Прежде чем я могу сообразить, как попрощаться с ними, они отворачиваются и исчезают в двери, ведущей к лестнице.
Я один.
Беа
Когда мы поднимаемся наверх по бесконечно длинной лестнице, мне приходится прикрыть глаза, потому что солнце слепит, отражаясь в стеклянном фасаде.
Если бы инопланетяне приземлились на земле, то их летательный аппарат выглядел бы именно так как это здание. Оно выглядело как будто его когда-то вывернули наизнанку и закрепили.
С одной стороны здания можно было еще разглядеть остатки красного герба, который должно быть представлял собой старую пушку или что-то в этом роде.
— Что там было раньше? — спрашиваю я.
— Я же рассказывала тебе, что там был стадион, на котором играли в футбол. Еще несколько подобных зданий разбросаны по стране.
— Я не думала, что он такой огромный.
— До наступления ухудшения футбол был самой любимой игрой. Тысячи людей приходили на игру, и команды были гораздо больше сегодняшних.
