Уже не знаю, как это получилось, но каким-то образом именно Эндрюс Гойтола оказался героем Праздника Рогокрыла. В его честь поднимали бокалы и провозглашали здравицы, и именно он говорил речь с платформы, в то время как меня вместе с жеребцом быстренько от нее оттеснили.
Он, однако, не ведал, до какой степени я сделался героем в глазах его дочери Армиды и насколько я полонил ее сердце. Даже Бедалар бросала на меня воспламеняющие взгляды. В эту ночь, когда фонтан на Старом Мосту испускал струи епископского вина, Армида была со мной. Вместе с де Ламбантом, Кайлусом и другими друзьями мы пили за юность, любовь и дружбу, провозглашали тосты за Малайсию и за смерть всех тех, кто пытается помешать такому естественному и счастливому порядку вещей.
КНИГА ВТОРАЯ
Незаслуженный пир
Мы тащились с де Ламбантом по темным улицам Малайсии, пошатываясь от выпитого вина. У каждого была гитара, и временами мы пытались что-нибудь спеть. Ночь была на исходе. Прошел второй день Праздника Рогокрыла и приближался рассвет третьего дня. Когда Армида и Бедалар были возвращены в свои респектабельные семьи, де Ламбант, Портинари и я бродили всю ночь по городу, пока не кончились деньги. Отто бездействовал во время празднеств, но пришло письмо и гонорар от Поззи Кемперера, которые принес один из его слуг. Поззи сообщал нам, что с наступлением осени для нас будет работа. Наша репутация и наши кредиты были восстановлены. Нас снова пускали в заведение Труна.
Вечер казался бесконечным и несколько раз мы пели серенады под окнами Армиды и Бедалар. Из особняка Гойтолы на нас вылили помои, а из особняка Нортолини натравили собак. И мы отправились назад по пустынным улицам Старого Моста. Мы потеряли тучного Портинари. У нас не было ни денег, ни желания затевать проказы. Спать тоже не хотелось. Мы пели, но голоса не слушались нас.
Когда мы шли по пешеходному мостику через Розовый канал (через эту вонючую канаву, хотя она и имела название благоуханного цветка), Гай вдруг почему-то вскрикнул, глядя через ограждение в бурлящую воду.
— Де Чироло, скорее, там тело внизу, в реке! Я посмотрел на воду, но ничего не заметил.
— Тебе показалось.
— Клянусь тебе! Он, видимо, снова пошел ко дну. Человек без головы.
— Это твое отражение.
— Я видел. Обезглавленное тело.
— Либо это предзнаменование, либо ты пьян. Ничего там нет. Гай выглядел ужасно. Мост был освещен тусклой лампой.
Пока мы стояли, уставившись друг на друга и проверяя, на месте ли наши собственные головы, пропел петух.
Полуразрушенные хранилища держались за счет арок. Сооружения странной, забытой архитектуры отдавали глубокой древностью. В заброшенном гончарном магазине виднелись неглазурованные кувшины, похожие на слепые лица. Проходы были завалены мусором и костями животных. Подходящее место для встреч с трупами.
Оглянувшись вокруг, я не увидел мертвеца. Но моим глазам явился призрак красивой женщины. Я толкнул локтем де Ламбанта. Женщина была сильной и величавой, глаза ясные, грудь полная, золотые волосы, заплетенные в две косы, свисали до сосков. На ней было свободное белое платье, длинное до пят и спадавшее с одного плеча. Оно оставляло грудь обнаженной. На голове у женщины был шлем. В руке — полированный щит.
— Де Ламбант, — сдавленно прошептал я.
Появившееся видение начало мерцать. Как только я сделал шаг в его направлении, оно покрылось рябью и исчезло, как отражение в воде. На месте женщины стоял старик — древний скелет, обтянутый лишь кожей без единого волоска на голове. Он опирался на палку, глаза смотрели куда-то вдаль и излучали огонь.
— Демон! Я мог бы поклясться, что я…
— Не клянись! — воскликнул старик. — Кто клянется, тот умаляет свое достоинство. Вы останетесь здесь лишь на минуту.
— Мы и столько не собираемся здесь быть. Мы уже уходим домой, — сказал де Ламбант, но старик заговорил опять, оставаясь неподвижным в глубоком полумраке свода.
— Я иду с далекого севера и направляюсь на юг. Я стремлюсь мимо туманных окон вашей жизни, подобно журавлю в полете, направляющемуся к теням Сахары, и завтра меня уже не будет в вашем городе.
— Сожалеем, но у нас нет денег, — уже смелее произнес я. — Манера говорить была у него такая же, как у малайсийских старцев. — Мы надеялись, что ты угостишь нас выпивкой или познакомишь со своей хорошенькой дочкой.
— Тебе померещилось, юноша. Ты видел не мою дочь. Это была Минерва, наша общая мать. Она посетила тебя с особым намерением.
— Каким намерением?
— Мудрость. Ты должен будешь приобщиться к мудрости…
— Идем, де Ламбант, — обратился я к Гаю, который уже развесил уши и слушал старца. — Мне уже и так достаточно насоветовали, я бы предпочел обойтись без этого. Плевать мне, куда летят журавли.
Я взял его за руку и попытался увести, но он воспротивился и подошел к старцу.
— Я хочу знать свою судьбу, сэр. Смогу ли я получить хорошую роль в новой пьесе?
Держась по-прежнему прямо, старик ответил:
— Вы оба будете играть роли и ненавидеть друг друга, если не прислушаетесь к моим словам и не поворотитесь к Минерве.
— Гай, не строй из себя обезьяну. Пойдем, разбудим Кайлуса и расколем его на бутылку. Иначе эта старая вошь разнесет нашу жизнь в клочья.
Почти силой я увел своего друга прочь. Старик не шелохнулся. Когда мы уходили, он неподвижно пялился вдаль.
— Старый хрен сделал ужасное предупреждение, — запротестовал Гай.
— Старцы, подобные Симли Молескину, всегда произносят ужасные предупреждения. Не слушай их. Это их обычай. Мой обычай — пропускать все мимо ушей.
На жезле у жреца змея. Лишь смеюсь над нею я.
Обезьяна корчит рожи, Я в ответ ей корчу тоже.
— Слушай, как это ты сохраняешь бодрость и веселье после такой ночи? Я так подыхаю от усталости…
Мы шли не совсем твердой походкой. Неожиданно мы остановились, чуть не натолкнувшись на какую-то кучу. На каменной балюстраде лежала, растянувшись, человеческая фигура. Одна рука ее свисала до тротуара. Непохоже, чтобы незнакомец был мертв.
— Еще одно знамение. — На этот раз я поверил и уже благоговейно приготовился к послушанию, как вдруг увидел, что это не кто иной, как Густав Портинари. Он зашевелился, услышав наши шаги. Затем сел, поглядел пристально на нас, зевнул, поднял с тротуара гитару.
— Рассвет как-то бледнит вас, друзья. Не боитесь, что вас примут за призраков? Я прилег немного отдохнуть по пути домой. Куда вы провалились? Хотели увильнуть от меня?
Посвистывая, мы пошли все вместе. Отец Портинари был владельцем маслобойни. Там имелась уютная комната, где можно было перекусить. За маслобойней находился небольшой хозяйственный двор, где содержались коровы и козы, дальше виднелась ведущая к реке тропинка.
