странное, щемящее внутри. Спрашивать об этом Босстром не хотела, будто боялась услышать ответ.
Ачарий взглянул на девушку прежним взглядом, словно ничего не происходило.
— Вы, — вздохнул мужчина, — видели сон, пока находились здесь?
— Н-нет, — неуверенно ответила Лолита, — Это плохо?
— Ни в коем случае. Но вы снились мне, мисс Босстром.
— Я?
— Да, как только я стал ачарием. Я видел вас совсем другую, — серьёзно сказал мужчина, нахмурив брови, — У вас были белые волосы, голубые глаза и сияющие символы по всему телу. Я думаю, это может быть как-то связано с тем, что вы ничего не видели.
— Каким образом?
— К сожалению, этого я пока что не знаю, но у меня есть предложение, — учитель встал и повернулся к девушке спиной, — Останьтесь в Сонагири. Я помогу вам вновь встать на ноги.
После этой фразы истинное «Я» Лолиты сразу закричало тысячекратное «ДА!». Теперь не было никаких препятствий для того, чтобы она осталась здесь. Ничего не было важно так, как вернуть себе тело. Босстром была готова выполнить всё, что скажет этот неизвестный мужчина, с которым она знакома только несколько дней. Да плевать! Она бросит всё: Осло, университет, родителей, которые бросили её раньше, прошлую жизнь, привычки. Но тут мысли прекратились. Ликование снизошло на нет. Всё же она не может ВСЁ бросить. Петра Лолита не променяет даже на такую возможность. К тому же, он вероятнее всего поддержит её. Они же преследуют одну цель, верно?
— Неужели я не буду ничего должна?
— Всё, что вы должны будете сделать — это стать одной из нас, что уже влечёт за собой определённые обязанности. Всё прочее — мои заботы.
— Я должна обсудить это с Петром, — скрывая радость, отвечала Лолита.
— Конечно, — согласился ачарий, — У вас есть время до завтрашнего утра. Жду вас здесь на восходе солнца.
Учитель джайнов махнул рукой, и один из стоящих рядом монахов вывез Лолиту на улицу. Девушка увидела Петра, сидящего на земле с опущенной головой. Он не обратил внимания на неё, даже когда коляска поравнялась с ним. Пугающее состояние мужчины заставило Лолиту вновь почувствовать сжимающую боль.
— Пётр? — обратилась она к нему.
Её окутал холод, когда Павлов поднял на неё свои красные заплаканные глаза. Миллионы мыслей сверкнули в голове девушки, но самую ужасную озвучил Пётр.
— Бабушка умерла.
Павлов стал собирать вещи. Парализованная девушка наблюдала за медленными движениями мужчины, который время от времени замирал посреди действия. Она чувствовала его ватные ноги, ставшее чужим, тело и сжимающие мысли в голове. Когда Пётр сел на кровать, Лолита решила заговорить с ним.
— Я останусь здесь, — говорила она это неуверенно, опасаясь, что может ещё больше навредить ему.
— Что?
Пётр повернулся к Лолите.
«Как сильно поменялось его лицо за эти часы», — подумала Босстром, рассматривая посиневшую кожу вокруг глаз.
— Я останусь здесь, — повторила она, — Там я точно буду для тебя лишним грузом. Едь сам. За мной присмотрят.
— Неизвестно, когда я приеду сюда снова, Лолита, — скалясь отвечал Павлов, — И приеду ли вообще. Ты не останешься здесь, и это не обсуждается!
— Я так не думаю. Я ХОЧУ остаться в Сонагири. Это мой выбор.
— Твой прошлый выбор чуть не убил тебя! — вскочил Павлов, размахивая руками, — Дважды, Лолита! Дважды! Сначала авария, затем эвтаназия! А сейчас ты хочешь остаться в неизвестно месте с неизвестными людьми! Это апогей глупости! Хоть один раз послушай свой мозг! Поразмышляй!
Мужчина, брызжа слюной, выкрикивал слова, всё больше нависая над испуганной Лолитой. В ответ она не могла ничего ответить, чувствуя только мелкую дрожь губ. Когда Павлов заметил страх в иолитах, он замолчал. Злость на его лице уступила месту сожалению. Но извиняться Пётр не стал, а только отошёл в дальний угол комнаты.
Лолита тихо всхлипывала, боясь, что любой громкий звук сможет вновь зажечь гнев мужчины. Она не думала, что эти слова так поменяют ситуацию.
— Пойми, если с тобой что-то случится, — тихо заговорил Пётр, — я не смогу приехать за пару часов. Тут путь на сутки минимум. Я не могу так.
Девушка молчала. Она слышала только половину сказанных Павловым слов. Над ней до сих пор стоял Пётр с изуродованным гневом лицом.
— Мне спокойнее, когда ты рядом, — продолжал монолог мужчина, — Когда я вижу, как ты себя чувствуешь, как ты улыбаешься, как грустишь, как плачешь. Пусть мне от последнего и не по себе, но… так я хотя бы знаю, что с тобой ничего не случится.
Он сел к её ногам, взяв ласково ладони. Будь у Лолиты контроль, то она бы выдернула их. Но вместо этого ей приходилось беспомощно сидеть в кресле и наблюдать, как Пётр в очередной раз старается объясниться. Сейчас его слова только раздражали Лолиту. Как и то, что он смог позволить себе такой приступ гнева.
— Мы вернёмся сюда, — пошёл на компромисс мужчина, — Немного позже, если ты хочешь. Примем этот джайнизм, станем жить, как монахи…
— Я. Не поеду. С тобой. — Она говорила это отчуждённо и даже с ненавистью, — Я останусь здесь. А ты можешь не возвращаться.
— Не руби с плеча.
— Видеть тебя не хочу.
После этого Пётр встал. Разговаривать дальше он посчитал бессмысленным и не благодарным делом. Всё было сказано прямо и понятно. Перечить словам Лолиты или пытаться как-то её образумить Павлов не стал. Ему надоело это делать. Каждый раз он пытался сделать их жизнь лучше, но в итоге это привело к подобному: Лолита изъявила желание никогда его больше не видеть. Что ж…
«Это будет последнее желание, которое я выполню для неё», — думал психолог, схватив вещи.
Перед тем, как спуститься со ступенек, он сообщил о своём внезапном отъезде Исааку Гатри. Тот искренне удивился подобному, а ещё больше его повергло в шок то, что Лолиты не было рядом. Пётр сказал, что она остаётся и ждёт ачария в доме. С учителем Павлов прощаться не стал, зная, что он обязательно скажет какие-нибудь умные слова в напутствие, которые сейчас Петру не нужны. Пусть последнее впечатление о нём останется, как о мудром человеке.
Исаак пришёл в сопровождении монаха и вывел заплаканную Лолиту на улицу. Она ничего не говорила мужчине, потому что знала, что Пётр уже успел кратко рассказать о случившемся. Когда они оказались в тени сада, Исаак отпустил сопровождающего и стал разглядывать деревья, будто был здесь впервые. Босстром же наоборот: склонила голову, повторяя их последний с Петром разговор. Ей пришло осознание того, что зря она наговорила ему такие обидные слова. Ведь в действительности она так не думала,
