Последовала долгая пауза. Глен задумался, опустив голову и уткнув лоб в ладони. Наконец он произнес:
— Да, ты прав. Она не может быть просто ширмой… по крайней мере мы должны учитывать возможность того, что у нее могут появиться собственные идеи. И вот тут, мистер Восточный Техас, я прячу свой туманный хрустальный шарик. Поскольку таких, как она, социологи называют «иным направляемыми».
— А кто этот иной?
— Бог? Тор? Аллах? Какая разница! Главное, это означает, что все, что она скажет, вовсе не обязательно будет продиктовано нуждами этого общества и его возможностями. Она будет прислушиваться к какому-то иному голосу. Как Жанна д’Арк. Ты заставил меня понять, что мы можем своими руками завести здесь механизм теократии.
— Тео… чего?
— Власти Бога… — усмехнулся Глен, но голос его прозвучал невесело. — Когда ты был мальчишкой, Стю, тебе никогда не снилось, что ты можешь вырасти в одного из семи главных пророков при стовосьмилетней негритянке из Небраски?
Стю молча вытаращился на него. Потом спросил:
— Там не осталось еще вина?
— Кончилось.
— Черт.
— Да, — сказал Глен. Они молча взглянули друг на друга и неожиданно расхохотались.
Это, без сомнения, был самый чудесный дом, в котором Матушка Абагейл когда-либо жила, и застекленная веранда, где она сидела, навеяла на нее воспоминания о странствующем торговце, появившемся в Хемингфорде в 1936 или 1937 году. О да, он оказался самым сладкоречивым парнем, какого она только встречала в жизни; он мог заставить птичек слететь к нему прямо с веток деревьев. Она спросила этого молодого человека по имени мистер Дональд Кинг, какое дело привело его к Абби Фримантл, и он ответил: «Мое дело, мэм, это удовольствие. Ваше удовольствие. Вы любите читать? Слушать радио? Или, может, просто ставить свои старые усталые пятки на подушечку для ног и слушать этот мир — как он катится по бескрайней долине Вселенной?»
Она созналась, что обожает все эти занятия, но не призналась в том, что месяц назад продала радиолу, чтобы заплатить за девяносто стогов сена.
— Так вот, все это я продаю, — объявил ей бродячий торговец, — причем сосредоточено все это в одном-единственном предмете. Со всем прилагающимся комплектом его можно назвать пылесосом «Электролюкс», но на самом деле это — свободное время. Вы включаете его и открываете для себя новые возможности для отдыха и расслабления. А платить взносы — почти такое же несложное дело, каким станет ваша работа по дому.
Тогда был самый разгар Депрессии, она не могла наскрести даже двадцати центов на ленты для волос в подарок внучкам на день рождения, не говоря уже об этом «Электролюксе». Но, Боже, как же сладко говорил тот мистер Дональд Кинг из Перу, штат Индиана! О да! Она никогда больше не встречала его, но так и не забыла его имени. Она готова была поручиться, что, отправившись дальше, он разбил-таки сердце какой-нибудь белой леди. У нее же не было пылесоса вплоть до окончания войны с нацистами, когда, казалось, все вдруг смогли позволить себе все, что хотели, и даже у бедного белого мусорщика в заднем сарае был припрятан «Меркурий».
Теперь в этом доме, который, как сказал ей Ник, располагался в районе Мейплтон-Хилл городка Боулдера (Матушка Абагейл могла ручаться, что не многие черные жили здесь до убийственной чумы), были все установки, о которых она только знала, а также некоторые такие, о каких она и не слыхивала. Посудомоечная машина. Два пылесоса — один исключительно для верхней части помещении. Фильтр воды в раковине. Микроволновая печь. Стиральная машина с сушкой. В кухне был еще прибор, похожий на обыкновенную стальную коробку, и друг Ника, Ральф Брентнер, объяснил ей, что это «мусоропресс», куда можешь запихнуть около ста фунтов помоев и получить обратно маленький брикет мусора размером со скамеечку для ног. Чудесам не было конца.
Но если поразмыслить, то для некоторых он все же наступал.
Сидя в качалке на веранде, она нет-нет да поглядывала на электрическую розетку в стене. Наверное, ребята выходили сюда летом, чтобы послушать радио или даже поглядеть на бейсбольный матч по этому маленькому круглому телевизору. Не было ничего более распространенного по всей стране, чем такие небольшие тарелочки на стенах с прорезями в них. Они были даже у нее в сарае, в Хемингфорде. Об этих тарелочках совсем не думаешь… если только они не перестают работать — вот тогда понимаешь, как чертовски много в жизни человека зависит от них. Все свободное время, все удовольствие, о котором когда-то разливался соловьем Дон Кинг… Это выходит из розеток, установленных в стене. А без их могущества ты можешь свободно класть на все эти приборы вроде микроволновой печи и «мусоропресса» свои шляпы и пальто.
Еще бы! Ее собственный маленький домик был куда лучше, чем этот, оборудован для встречи с внезапной смертью маленьких розеток. Воду здесь кто-то должен был таскать ей аж от боулдерского ручья, да еще ее приходилось кипятить для пущей надежности. Дома же у нее был свой собственный ручной насос. Сюда Нику и Ральфу пришлось привезти противный агрегат под названием «Порт-О-Сан»; они поставили его на заднем дворе. Дома у нее было свое собственное отхожее место. Ни секунды не сомневаясь, она отдала бы здешний модный моечно-сушильный агрегат за свое старое корыто — она попросила Ника достать ей новое, а Брэд Китчнер раздобыл для нее где-то стиральную доску и немного старого доброго щелочного мыла. Они, наверное, думали, что это ее старческие причуды — самой стирать белье (да еще в таком количестве), но чистота идет сразу вслед за верой: она никогда в жизни не отдавала никуда стирать свое белье, не собиралась делать это и теперь. Как и у всех пожилых людей, у нее тоже случались свои маленькие неприятности, но до тех пор, пока она в состоянии сама постирать себе, эти неприятности никого не касались, кроме нее самой.
Они, конечно, восстановят энергоснабжение. Это была одна из тех вещей, которые Господь показал ей в ее снах. Она знала многое из того, что случится здесь, частично из снов, частично из собственного здравого смысла. Эти два источника слишком переплелись, чтобы разделять их.
Скоро все эти люди прекратят носиться вокруг, как курицы с отрубленными головами, и начнут собираться в одну группу. Она не была социологом вроде этого Глена Бейтмана (постоянно глазевшего на нее, как букмекер на фальшивый червонец), но знала, что людей всегда через какое-то время тянет в одну группу. Проклятие и благословение человеческой расы — ее общительность. Ну да, если шестеро людей во время наводнения очутятся на плывущей по Миссисипи крыше церкви, они затеют игру в бинго, как только крыша уткнется в прибрежный песок.
