- Битва закончилась, - подытожил он. - Теперь начинается бойня.
Я кивнул, почувствовав внезапную усталость.
- Ты ранен, - заметил он.
- Это не опасно.
Он поглядел на рану, качнул головой и пробормотал:
- Она как будто уже наполовину зажила.
- Я же сказал, что рана не тяжелая.
Нас окружили воины, на их лицах читалась тревога... Не испуг, но явное беспокойство.
- Наступило время воинам собирать свою дань, - произнес Лукка.
"Пора грабить", - следовало бы сказать ему. Красть все, что сможешь унести, насиловать женщин, а потом предать город огню.
- Ступайте, - вымолвил я, вспомнив, что первый пожар в городе разжег собственноручно. - Со мной все будет в порядке. До встречи в лагере.
Лукка слегка прикоснулся кулаком к груди, а потом повернулся к остаткам своего отряда.
- Следуйте за мной, - приказал он. - Помните: не рисковать. В городе полно вооруженных мужчин. К тому же некоторые женщины умеют пользоваться ножами.
- Любая бабенка, которая попытается зарезать меня, пожалеет об этом, с угрозой вымолвил один из воинов.
- Любая бабенка, которая увидит твою уродливую рожу, немедля кончит жизнь самоубийством!
Они расхохотались и отправились прочь. Я насчитал тридцать пять человек. Семеро погибло.
Некоторое время я стоял возле стены и следил за колесницами ахейцев и пехотой, вливавшейся теперь в распахнутые ворота. Дым становился гуще. Я взглянул на небо и заметил, что солнце едва поднялось над стеной. Стояло раннее утро.
"Итак, дело сделано, - сказал я себе. - Твой город пал, Аполлон. Твои планы разрушены!"
Но я не чувствовал никакой радости, никакого восторга. Я понял - это не месть: смерть тысячи мужчин и юношей, пожар и гибель города, который строился не один век, не приносят радости. Изнасиловать женщин, увести их в рабство - это не триумф.
Я медленно побрел прочь. Площадь опустела, лишь изувеченное тело Александра и трупы других воинов оставались на ней. За первым рядом колонн храма к небу рванулось пламя, повалил дым.
"Жертва богам", - с горечью подумал я.
Подняв над головой окровавленный меч, я вскричал:
- Мне нужна твоя кровь, Золотой! Не их, а твоя!
Ответа не последовало.
Я поглядел на останки Александра. "Все мы смертны, царевич Троянский; братья твои убиты, отец твой, наверное, сейчас умирает. Но некоторые из нас умирают неоднократно. И лишь те, кому повезет, - только раз".
А потом мне в голову точно извне пришла мысль: "А где же Елена? Где златокудрая женщина - причина этой бойни? Где расчетливая красавица, пытавшаяся воспользоваться мною как вестником?"
20
С обнаженным мечом в руке шагал я по главной улице горевшей Трои, утро потемнело от дыма костров и пожарищ... Порожденных огнем, который разжег я. Причитания и рыдания женщин раздавались повсюду, мужчины разражались воплями и грубым хохотом.
Рядом обрушилась кровля, взметнувшаяся туча искр заставила меня отступить на несколько шагов. Быть может, это тот самый дом, в котором я переночевал; впрочем, утверждать наверняка было сложно.
Я поднимался по улице, грязной от пыли и сажи, забрызганной кровью троянцев. В канаве посреди улицы алела красная жидкость.
Двое детей с криком бросились мимо меня. Трое пьяных ахейцев со смехом преследовали их. Я узнал одного из них: гиганта Аякса, не выпускавшего из рук огромного кувшина с вином.
- Возвращайтесь! - вопил он пьяным голосом. - Мы не причиним вам вреда!
Но дети исчезли в дыму, свернув в переулок.
Я поднимался к дворцу, мимо базара, лавки теперь полыхали столь яростно, что у меня на руках даже потрескивали волоски... Мимо груды тел, возле которой немногие из троянцев еще пытались задержать нападавших. Наконец я достиг ступеней перед дворцом, которые тоже устилали поверженные тела. На верхней ступени, припав к одной из массивных каменных колонн, сидел Политос. Он рыдал.
Я бросился к нему:
- Ты ранен?
- Да, - проговорил он, качая седой головой. - Ранена моя душа.
Я облегченно вздохнул.
- Взгляни: всюду смерть и огонь. Неужели для этого живут мужи? Чтобы уподобляться дикому зверью?
- Да, - ответил я и, схватив старика за костлявое плечо, выкрикнул: Да, случается, что мужи ведут себя подобно животным. А иногда поступают, как велят им боги. Люди могут построить дивные города и сжечь их. Ну и что же с того? - говорят боги, такова наша воля, не пытайся понять нас, просто смирись с тем, каковы мы.
Политос поднял на меня глаза, покрасневшие от слез и дыма.
- Итак, мы должны смиренно принимать судьбу... Покоряться прихотям богов... И плясать под их дудку, когда они потянут за веревочку! Неужели это говоришь мне ты?
- Богов нет, Политос. Есть только злые и жестокие создания, смеющиеся над нашей болью.
- Нет богов? Этого не может быть. Наше существование должно иметь причину. Должен же быть порядок во вселенной!
- Мы делаем то, что нам приходится делать, мудрец, - буркнул я мрачно. - Мы повинуемся богам, когда у нас не остается выбора.
- Ты говоришь загадками, Орион.
- Возвращайся в лагерь, старик. Здесь тебе не место. Того и гляди, какой-нибудь пьяный ахеец примет тебя за троянца.
Но он не пошевелился, лишь прислонился к колонне.
Я заметил, что некогда ярко-красная краска на ней потемнела и кто-то уже выцарапал острием меча имя - Терсит.
- До встречи в лагере, - напомнил я.
Он грустно кивнул:
- Да, до встречи... В час, когда могучий Агамемнон будет делить добычу и решит, сколько женщин и сокровищ понадобится ему самому.
- Ступай в лагерь, - сказал я еще решительнее. - Немедленно. Это не совет, Политос, а приказ.
Он глубоко вздохнул и выдохнул воздух, а потом неторопливо поднялся на ноги.
- Возьми этот знак. - Я передал ему браслет, который мне вручил Одиссей. - Будешь предъявлять его любому пьяному грубияну, который захочет снести твою голову с плеч.
Он без слов принял вещицу, она оказалась велика для его худой руки, поэтому он нацепил браслет на тощую шею. Я расхохотался.
- Ты смеешься в гибнущем городе, - проговорил Политос. - Господин мой, ты становишься настоящим ахейцем.
Он неуверенно принялся спускаться по ступеням - похоже было, что этому человеку все равно, куда идти.
Я вошел в зал, вдоль стен которого выстроились изваяния, ахейские воины уже отдавали распоряжения слугам, приказывая им брать богов и относить статуи к кораблям. А потом направился в тот открытый дворик, некогда бывший таким очаровательным. Теперь повсюду валялись сброшенные и разбитые горшки, затоптанные цветы; многочисленные трупы заливали кровью траву. Крохотная статуя Афины исчезла. Огромная фигура Аполлона валялась разбитая на куски. С мрачным удовольствием я ухмыльнулся, увидев обломки.
