– Итак, вы потеряли нашего лучшего подопытного кролика?
Пожилой когда-то тоже был самоуверен и обладал железной хваткой, но сейчас он всего лишь свидетель тотального вырождения. Он готов поиграть в вопросы и ответы с тем, кого считал приговоренным.
– Потеряли, но не физически.
– Что это значит?
– Это значит, что индикатор жизни до сих пор подает сигналы.
– То есть найти его труда не составит?
– Найти можно, если постараться, однако возникает главный вопрос: что делать потом? Ответ мне ясен. Объект подвергся полному изменению личности и не выходит на связь. Я думаю, контакт неосуществим.
Молодой резко повернулся и достал сигарету – одну из тех, которые теперь называют ритуальными: вместо никотина – стимулятор DJW. Ему стало не по себе от того, что он увидел вдали. А каково же там, внутри? Или так действуют слова старого (волка?) шакала?… Похоже, психопрограммисты до сих пор не пришли к единому мнению относительно предпочтительных свойств ликвидатора и не решили, что лучше: абсолютная устойчивость к фактору неизвестности или минимум воображения…
– Изменение личности? – переспросил он, глубоко затянувшись. – Насколько далеко это зашло?
– Ну, он вряд ли подозревает о нашем существовании. Один яйцеголовый из отдела бихевиористики заявил мне, что наш парень «сменил цивилизацию». Для него наступила…
Пожилой осекся. Молодой беззвучно смеялся. Потом он навис над столом и выпустил изо рта длинную струю дыма, окутавшего лампу.
– Короче говоря, вы облажались, и проект «Замок» под угрозой. Не так ли? Полковник, это ведь, кажется, ваше детище?
На лице пожилого не дрогнул ни один мускул. В его застывшем облике появилось что-то от прежнего полковника, внушавшего подчиненным необъяснимый страх.
Он сказал очень тихо:
– Не паясничай, сынок.
Побледнев, молодой отодвинулся.
– Ну хорошо, насколько я понимаю, вернуть его невозможно.
– Скорее всего невозможно, да и незачем. Он не подпускает к себе никого. Мы уже потеряли четверых.
– Самоликвидатор?
– Блокирован эго-тенью.
– Значит, шизофрения?
– Думаю, кое-что похуже – во всяком случае, для нас. Предупреждаю: недооценивать его смертельно опасно. К тому же неизвестно, кто из нас болен…
– Ого!… Мое задание?
– Я хочу, чтобы вы нашли его и уничтожили, не пытаясь вступить в контакт.
– Как скоро?
– Чем скорее, тем лучше. Пока он не нашел выхода…
Я долго не мог забыться после тяжелого дня. Безрезультатная охота. Тщетные поиски. Назойливое чувство голода. Зияющая пасть пустоты. За каждым вздохом – змеиная яма; за каждым мгновением – омут с чудовищами; за каждым шагом – безразличная смерть; непонятное существование. Не та эпоха, не те попутчики, явно не та дорога – но не свернешь, и надо жить, хотя каждая секунда отдаляет от того места, куда хотел бы попасть…
Сирена тихонько напевала над самым ухом этот чертов рок-н-ролл. Слова песенки были незамысловатые, но издевательские, с рефреном: «Мне не дают уснуть твои черные глаза и белая грудь». Я злобно скрипел зубами, пытался отворачиваться, прижимался одним ухом к железной стене замка, а второе затыкал пальцем. Бесполезно. Голос Сирены, казалось, просачивался сквозь кожу, проникал в самый мозг, вползал в любую тончайшую щель, как струйка ядовитого дыма. Рано или поздно он поселился бы внутри – ужасное, несмолкающее, «чужое» эхо, ее неотразимое тайное оружие, – и тогда прощай, покой! Прощай навеки… Лучше не сопротивляться.
Однако она знала, что, хоть я и терпелив, лучше не доводить меня до крайности. Мы нужны друг другу. Просто необходимы. Это вопрос выживания. Мы так долго живем и «работаем» вместе, что, кажется, скоро сольемся в симбиозе. Поэтому она замолчала – как всегда, вовремя. Оставались считанные секунды до того момента, когда Оборотень, живущий в лабиринте моего мозга, отозвался бы на нехитрую песенку и вышел, чтобы «подержать» мое тело. Я не умел его будить. А вот Сирена умела. Она тонко чувствовала острые и опасные грани и могла остановиться на самом краю. Прекрасное качество, особенно в сексе – если хочешь хоть немного разнообразить это скучное занятие. Без ее изощренности моя жизнь была бы такой пресной…
(Иногда мы выпускаем Оборотня порезвиться. Но это происходит лишь в самом крайнем случае и является мерой, продиктованной абсолютной необходимостью. Так трудно бывает загнать его обратно. Таким мучительным становится возвращение для меня. Все равно что отвоевывать собственный замок, изменившийся до неузнаваемости. Замок, в котором таинственным образом перепутаны все ходы, пропали нужные двери и заживо замурованы верные слуги…
Я не помню, что происходит, когда правит Оборотень. Нельзя увидеть собственный затылок. Сирена утверждает, что у Оборотня мое лицо.Почтимое лицо. Может быть, это хуже всего. Я не видел и не знал своего двойника. Его Бестелесность объясняет это следующим образом: солнце светит всем, но само по себе оно черно, как отхожее место в аду. Вшивая казуистика. Его Бестелесность! Когда Он не слышит, я произношу короче: ЕБ. Сирена понимает. Бессильный юмор для двоих…
Но, как выяснилось позже, я был не единственным, кто додумался зашифровать «священное» имя.)
В конце концов Сирена решила меня убаюкать. Она сняла бронежилет, расстегнула джинсовую рубашку, прилегла рядом на левый бок и сунула мне свою белую полную грудь. Я с благодарностью обхватил губами огромный торчавший столбиком сосок и втянул в себя первые капли теплого женского молока.
Оно имело восхитительный вкус, оно усыпляло как самая нежная колыбельная, оно было питательным, насыщенным витаминами и прекрасно помогало восстановить силы. Ощущая языком и небом это живое чудо, я медленно уплывал в туман сновидений.
Правда, напоследок довелось испытать острое сожаление. Я подумал, что молоко Сирены скоро иссякнет. Нашего младенца похитили воры, пробравшиеся, как я предполагаю, с четвертой горизонтали. Чтобы подтвердить факт кражи, они оставили свой жетон. Его Бестелесность долго смеялся над нами…
Наша девочка, наша бедная крошка. Какая жалость… Сирена утверждала, что ее дочь будет красавицей, когда вырастет (есливырастет). Даже придумала ей имя – Елена. Поторопилась. Только матери предаются наивным фантазиям. В остальном Сирену наивной не назовешь.
Эх, не надо было вообще выносить малышку из укрытия, не надо было брать ее с собой! Пусть бы орала себе в логове! И все же следовало благодарить судьбу за то, что на месте воров не оказались убийцы.
