Аарона начинала раздражать её реакция.
— Вы, конечно, слышали об «Арго», — сказал он с едва уловимой запинкой. — Я улетаю на нём. Я покидаю Землю и вернусь только через сто лет. — Он смотрел на неё, словно ожидая реакции, словно из того, что он сказал, была очевидна цель его появления здесь. Когда реакции не последовало, он продолжил: — Я просто хотел увидеться с вами, всего один раз, перед тем, как улететь.
— Вы не должны были сюда приходить. Вы должны были сперва позвонить.
— Я боялся, что если я позвоню, то вы мне откажете.
Её лицо утратило цвет.
— Это правда. Я отказала бы.
У Аарона упало сердце.
— Прошу вас, — сказал он, — я совершенно запутался. Я только недавно узнал о том, что меня усыновили.
— Это ваши родители сказали вам, где меня найти?
— Нет. Они мне даже не говорили, что я им не родной. Я наткнулся на бумаги. Надеялся, что вы захотите меня увидеть. Я зарегистрировался в реестре добровольного раскрытия конфиденциальности министерства социальных служб, но там сказали, что вы не подавали заявку на встречу со мной, так что они не могут ничем помочь. Я подумал, что, может быть, вы не знаете про этот реестр…
— Разумеется я знаю про реестр.
— Но…
— Но я не хотела вас найти. Точка. — Она всмотрелась в лицо Аарона. — Проклятье, да как вы посмели прийти сюда? Какое вы имеете право вторгаться в мою жизнь? Если бы я хотела, чтобы вы знали, кто я такая, я бы вам сказала. — Она отступила вглубь дома и гаркнула «Закрыть» домашнему богу. Серая дверная панель шумно задвинулась.
Аарон остался стоять снаружи; ветер холодил его лицо. Он нажал кнопку на косяке, пробуждающую бога.
— Да, — ответил он тем же самым глухим голосом.
— Я бы хотел видеть миз Оппенгейм.
— У миз Оппенгейм не запланировано встреч на сегодняшний вечер.
— Я знаю, ты, груда металлолома. Я разговаривал с ней минуту назад.
— Здесь?
— Да, здесь.
— Вы мистер Россман, не так ли?
— Да.
— Я не думаю, что миз Оппенгейм захочет вас видеть.
— Вы можете ей сказать, что я всё ещё здесь?
Бог помолчал, по‑видимому, обдумывая ответ.
— Да, — сказал он, наконец, медленно и тяжеловесно. — Я ей скажу. — Последовала ещё одна пауза; тишину нарушало лишь шуршание листьев на ветру. Бог, очевидно, общался со своей хозяйкой.
— Миз Оппенгейм приказала мне попросить вас удалиться, — сообщил бог.
— Нет.
— Тогда я вызову полицию.
— Идите к чёрту. Это важно. Прошу, попросите её ещё раз.
— Вы нас‑той‑чи‑вый человек, мистер Россман. — У голосового чипа были проблемы с некоторыми длинными словами.
— Это так. Вы попросите её снова выйти ко мне, всего один раз?
Ещё одна долгая пауза. Наконец:
— Я попрошу.
Бог замолчал. Единственное, на что надеялся Аарон, было то, что Ева Оппенгейм находила общение со своим слишком покладистым домашним богом таким же раздражающим, как и Аарон. Через какое‑то, довольно большое количество секунд дверь снова скользнула в сторону.
— По‑моему, я выразилась ясно. Я не хочу вас видеть.
— Мне очень жаль это слышать, но я подумал, может быть, меня захочет увидеть мой природный отец. Ваш муж дома?
Лицо женщины окаменело.
— Нет, его нет дома, и нет, мой муж — не ваш отец.
— Но в базе данных по усыновления моим отцом указан Стивен Оппенгейм.
Аарон оглянулся. На посадочной площадке в нескольких десятках метров от дома взлетали в воздух листья. Легковой флаер, старенький на вид и даже кое‑где помятый, осторожно заходил на посадку.
Флаер завис на высоте примерно ста метров, дожидаясь, пока маленький робот очистит площадку от накопившихся за день листьев. Аарону было видно, что в кабине только один человек, но лица его с такого расстояния он различить не мог.
Ева нервно взглянула в сторону флаера.
— Это мой муж, — сказала она. — Послушайте, вам нужно уйти, пока он не пришёл.
— Нет. Я хочу с ним поговорить.
Евин голос стал похож на лезвие бритвы.
— Никогда. Чёрт вас дери, убирайтесь отсюда.
Машина начала быстро снижаться. Высота двадцать пять метров. Двадцать. Пятнадцать.
— Почему?
Её лицо вспыхнуло. Её словно терзала боль. В уголках глаз появились слёзы.
Флаер опустился на посадочную площадку.
— Видите ли, Стивен Оппенгейм — это не мой муж, — сказала она, наконец. — Ваш отец был… — Она быстро сморгнула тяжёлую слезу. — Ваш отец был и моим отцом тоже.
Аарон ощутил, как у него отвисает челюсть.
Дверца флаера откинулась вверх, как птичье крыло. Наружу выбрался крупный мужчина. Он обошёл флаер сзади, открыл багажник.
— Теперь вы понимаете? — быстро произнесла Ева. — Я не хочу иметь с вами никаких отношений. Я не хотела, чтобы вы появились на свет. — Она качнула головой. — Ну зачем вам было сюда приходить?
— Я лишь хотел вас узнать. Только и всего.
— Некоторые вещи лучше не узнавать никогда. — Она взглянула в сторону посадочной площадки, увидела, что её муж шагает в их направлении. — А теперь, прошу вас, уходите. Он ничего не знает о вас.
— Но…
— Прошу вас!
После секундного замешательства Аарон повернулся и быстро зашагал прочь от дома. Муж Евы Оппенгейм приблизился к ней.
— Кто это был? — спросил он.
Аарон, который уже удалился на десяток метров, на секунду замедлил шаг и повернул голову, чтобы услышать Евин ответ:
— Никто.
Он услышал шипение закрывающейся дверной панели и финальный щелчок запирающегося замка.
Кирстен Хоогенраад сидела на пляже, широко раскинув ноги, и сгибалась в пояснице, пытаясь достать кончиков пальцев. Она попеременно тянулась то к левой, то к правой ноге. Ногти на пальцах рук и ног были выкрашены в бледно‑голубой, под цвет её глаз. Одежды на ней не было — бо́льшая часть пляжа была нудистской, лишь небольшой участок, отгороженный фиберглассовыми глыбами, был выделен представителям культур, не одобряющих публичное обнажение. Однако на голове у неё была повязана бандана, чтобы длинные волосы не лезли в глаза.
Аарон лежал на животе рядом с ней и читал. Кирстен заглянула к нему в планшет. Сомневаюсь, что она смогла различить какие‑то слова. Ортокератология улучшила её зрение до 6:6, но всё равно шрифт был слишком мелкий, а экран планшета, хоть и поляризованный, всё же давал достаточно бликов в свете потолочных ламп, чтобы делать чтение с того места, где она находилась, невозможным. Однако, я думаю, она заметила, что текст на экране был отформатирован в три узкие колонки. Продолжая разминку, Кирстен спросила у Аарона, выдыхая в такт своему упражнению:
