— Да, — смешался Лефевр. — Но позвольте…
— Те, кто устроил эту забастовку, требуют, чтоб отель не продавали.
— Как интересно, — протянул чиновник. — Мы должны отложить сделку, потому что этого требует профсоюз призраков?
Жозеф прекрасно понимал, о чем сейчас думает Лефевр. В кабинете очевидный сумасшедший, и надо бы выставить его повежливее.
— Вы можете хотя бы отсрочить продажу…
— Господин Лефевр, — заговорила Сабин, — поверьте моегу опыту, это может быть серьезно…
— Мадемуазель, когда мне понадобится ваше мнение, я непременно дам вам знать, — все тем же любезным тоном проговорил Лефевр. Он выглядел, как ребенок, изо всех сил отрицающий перед взрослыми существование буки — ребенок, знающий: едва взрослые уйдут, он останется с букой один на один. Открыл рот, явно собираясь распрощаться — но тут лицо его напряглось, будто он что-то услышал. Жозеф прислушался тоже, однако Лефевр нарочито громко заговорил:
— Вы меня извините, но у меня закончился рабочий день. Договорить можно, если вы желаете, по дороге… Мадемуазель, вы идете?
Лефевр быстро оделся, подал пальто Сабин, опередив Жозефа. Он явно торопился сбежать из собственного кабинета.
В коридорах было безлюдно и темно. Слишком безлюдно, сообразил Жозеф, и слишком темно, даже для январских шести вечера.
— Господин Лефевр, а не за вами ли они охотятся?
Чиновник поджал губы:
— С чего вы взяли?
Выражение лица у него было агрессивно-виноватое, будто его поймали на месте преступления.
Но какого? Что этот несчастный бумажный человек успел сделать городу?
— Молодой человек, я не знаю, о чем вы говорите. С кем бы вы ни якшались, я не то, чтобы не знал этой… нечисти, я до сих пор не слишком уверен в ее существовании!
Одна из тускло поблескивающих ламп сорвалась с потолка, рухнула почти под ноги Лефевру, разлетелась брызгами стекла. Чиновник отскочил.
— Не уверены?
Вслед за разбившейся лампой погасли остальные. Теперь они были одни в бесконечном неосвещенном коридоре.
— Послушайте, господин Лефевр. Лучше вам подумать хорошенько о том, чего именно они могут от вас хотеть. Если желаете, чтоб мы… вернулись.
— Понятия не имею, — заледеневшим голосом сказал чиновник.
Жозеф вздохнул:
— Идите за мной.
По коридорам их долго водить не стали; получилось просто спуститься по лестнице и выйти на площадь перед мэрией. Но улица была пуста, исчезли автомобили, вечно запруживающие бульвар Морлан, погасли светофоры. Ничего не осталось — лишь камни под бледными фонарями. И силуэты домов — нереальные, как апликация на темной бумаге.
Сабин нервно сглотнула и ухватила Жозефа под руку.
— Пойдемте, — скомандовал он.
— Куда?
— В метро.
Лефевр открыл было рот — видимо, сказать, что у него машина в гараже — но промолчал.
Единственное, что на тусклой городской апликации виднелось четко — яркое желтое «М».
На пустынную станцию турникеты пропустили их без билета. Поезд подошел тут же. Очевидно, Лефевр уже лет сорок не ездил на метро, иначе испугался бы. На осовремененной первой линии давно уж не подают таких составов — дребезжащих, выкрашенных зеленой краской.
Из метро вышли трое — двое дюжих парней в кожаных куртках и кепках, и еще один… непонятный; лицо его было затенено полями старинной фетровой шляпы. Жозефа и Сабин они будто не заметили; подошли вплотную к Лефевру. Тот, надо отдать ему должное, даже не попятился. Напротив, приосанился.
— Вы, надо полагать, представители п-профсоюза?
Существо в шляпе ответило тем самым гулким, замогильным голосом, что звучал в телефонной трубке:
— Вы не приняли во внимание наши требования. Сегодня мы начали бессрочную забастовку и будем продолжать ее, пока не добьемся их выполнения…
Чиновник только надул щеки:
— Господа, я думаю, вы обращаетесь не по адресу. И в любом случае, я не могу уже ничего изменить, разрешение на продажу подписано и она в любом случае состоится…
Он осекся.
По движению фетровой шляпы Жозеф угадал, что «председатель профсоюза» смотрит Лефевру в глаза.
В тишине слышно было только, как дышит рядом Сабин.
Прервал молчание парень в кожанке, обратившись к Жозефу:
— Огоньку не будет?
Жозеф уже привычно достал коробок, чиркнул — а когда пламя погасло, старинный поезд исчез с платформы, никакого следа «профсоюзников» не было. Рядом переминались с ноги на ногу туристы, а женский голос по громкоговорителю сообщил, что поезд в направлении Венсенского замка прибудет через одну минуту.
Лефевр тяжело опустился на железное сиденье и только сейчас дал себе волю:
— Какой бред! — он обхватил голову руками и повторял, нервно смеясь: — Бессрочная забастовка! Господи, бред какой!
В городе снова стало шесть вечера. Сабин настаивала на том, чтоб проводить Лефевра до гаража, но он отмахнулся от обоих и торопливо ушел.
— Пешком? — спросил ее Жозеф.
Она кивнула.
Жозеф подхватил девушку под руку, ощутил ее тепло совсем рядом и подумал, как долго он уже никого вот так не водил. То ли к вечеру потеплело, то ли холод потерял значение.
— И что, — спросила Сабин, — что нам теперь грозит?
— Если б я знал, — сказал Жозеф, глядя на морозный ярко-розовый закат. — На моей памяти такого еще ни разу не было. Вообще-то Парижу очень повезло с хранителями. Подумайте сами, за столько лет существования он практически не пострадал. Разве что Бастилию разрушили… но не думаю, чтоб город сильно по ней тосковал. Его редко завоевывали, а даже когда завоевывали, особых бед не причиняли. Возьмите хоть сорок четвертый…
— Вы про фон Холтица? Так он просто не стал выполнять приказ. Его потом даже генерал де Голль наградил, по-моему…
— Не только фон Холтиц. Шпейделю приказали разбомбить город с воздуха — он и этого не стал делать.
— Просто повезло.
Жозеф улыбнулся:
— Я и говорю.
— А что они еще делают, эти хранители?
— Сдерживают призраков там, где им место. Все то, что вы сегодня видели — никто из… нормальных людей вообще-то не должен видеть.
— Я догадалась, — Сабин поежилась. — А эти люди? Они ведь…
Жозеф кивнул.
— Когда-то они были в Сопротивлении. Партизаны прятались от бошей в метро, некоторым не удалось уйти. Сегодня арьергород разбушевался… потому что ему позволили разойтись. Если они продлят забастовку, дальше будет хуже.
Темнота всегда спускается на Париж резко: только было бледное порозовевшее небо и раз — будто черным полотном накрыли, и мгновенно на этом полотне зажигаются фонари, фары и огни кафе. Последних сегодня было куда меньше, чем обычно, но светились они тепло, завлекали — Жозеф только сейчас почувствовал, что замерз.
