— Я к Ивану Павлычу… Велел подождать, — начал я не очень уверенно, хотя Иван Павлыч (через Авдюшко) действительно велел подождать.
— А-а! Коли велел, подожди. — Шишкин послюнявил конверт, запечатал его и пригладил ладонью. — Мы подождем и под дождем, мы подож… — И вдруг оборвал на полуслове и сухо спросил: — А что у тебя за дело, если не секрет?
— Да тот лужок… Вы же знаете…
Про тот лужок Шишкин знал. Иван Павлыч приказал перепахать, а агроном прогнал меня прочь. Ты что, говорит, спятил, здесь же, говорит, солонцы. Сейчас хоть трава растет, а перепашешь — и та перестанет расти… С тех пор и крутится карусель: один приказывает — другой отменяет, — смехота.
Некоторое время мы сидели молча. Думали. Потом опять раздался звонок, и Шишкин опять потянулся к трубке.
— Я слушаю. Нет, не председатель, инженер… Что, косить или не косить? А, шифер привез… Наконец-то… А кто это говорит?.. Беспалов… Ну, здравствуй, Беспалов… Где сгружать, спрашиваешь? Как где? Сгружай у себя во дворе, а завтра снова погрузишь и отвезешь на ферму… Не подходит? Лучше, говоришь, сразу на ферму? Наполеон! Магомет! Ну действуй, Иван Павлыч не заругается… Нет, нет, не заругается… Скажи, это я, инженер, велел… Ясно?
Последний вопрос был обращен уже не к Беспалову, а ко мне. Я мотнул головой.
— Ну вот… — И после того как я вышел, оставив дверь полуоткрытой, инженер продолжал: — Иван Павлыч, Иван Павлыч! Как будто без Ивана Павлыча волос с головы не упадет и трава в поле не прорастет! — И — немного спустя, тоном ниже: — Агроном, инженер, зоотехник, экономист… А во все дыры лезет сам, хочет быть сразу и тем, и другим, и третьим.
В это время явился и сам Иван Павлыч. Даша (она сидела за пишущей машинкой) сразу подобралась, подтянулась и стала торопливо развязывать какую-то папку. Я привстал и слегка поклонился, так, без всякого подобострастия.
Вообще-то мне надо было идти, вернее — лучше было бы идти, — но что-то удержало меня, что-то такое, что сильнее нашей воли. «Ну все, хватит сидеть!» — сказал я и встал, и даже сделал шаг или два к порогу, однако тут же сделал шаг или два назад и опять сел сбоку от Даши, и даже стал строить ей всякие улыбки, хотя Даша меня совершенно не интересовала. Было в ней что-то плотоядное, что пугало и отталкивало.
Наверно, опять зазвонил телефон, потому что я услыхал-приглушенный и, как всегда, усмешливый голос Шишкина:
— Контора слушает. Кто это? А-а… А при чем здесь Иван Павлыч? Ветеринара зовите… Да, только он… А что Иван Павлыч? Ничего Иван Павлыч… Вот он стоит и возмущается: мол, беспокоят, когда надо и не надо… Как будто у вас не голова, а… — Наступила пауза, потом опять послышался голос Шишкина: — Венера захворала… А она, оказывается, без вас жить не может.
— Все шутишь? — Иван Павлыч (это был его голос) сердито задвигал стулом и заговорил в трубку.
Судя по всему, на другом конце провода висел заведующий фермой Птичик, человек могучего телосложения, отличавшийся, однако, робким характером.
— Кто это?.. А-а… Ну, что там, докладывай! Ну, ну… Хорошо, приеду. Обязательно приеду… Без меня там ничего не предпринимай, ясно? Ну вот… Инженер! Мало ли что инженер!
Даша стала печатать на машинке. Сквозь частую дробь ничего разобрать было нельзя. Я встал со стула, послал Даше воздушный поцелуй и тотчас вышел из приемной.
Меня страшно интересовало, как отреагируют мальцы-огольцы. Вот почему, доведя рассказ до точки, я замедлил шаги и вперил в них взгляд. Увы, лица мальцов-огольцов ничего не выражали, ни печали, ни радости, как говорится.
— Вот и все, — сказал я, надеясь все-таки раскачать, расшевелить их. Но на мальцов-огольцов и эта фраза (а она прозвучала как вызов) не подействовала.
Тогда я спросил: — А как здесь, на вашей планете?
И тут выяснилось, что на этой планете и в случае с Шишкиным… Георгием Валентиновичем Шишкиным все гораздо, гораздо проще. Встретились, обнялись…
Прошлым летом мать приезжала. Мать Шишкина, разумеется. Погостила недельку и снова уехала. И никаких особых конфронтации со стороны Лизаветы Макаровны никто не заметил, даже соседи.
— А зачем она приезжала?
— Не знаю, — стал в тупик Сашка.
Федька тоже не знал. Что касается Гоши, то того можно было и не спрашивать. По наивно-простодушной улыбке, не сходившей с его лица, нетрудно было догадаться, что он очень далек от подобных историй.
— Эх вы, гуси-лебеди! — Я толкнул Сашку в бок, что доставило ему немалое удовольствие, и мы расстались. Мальцы-огольцы пошли копать червей, чтобы затем податься на рыбалку, а я свернул в контору, где меня ждали, должны были ждать батя Петр Свистун, учитель здешней истории Андрей Фридрихович и председатель колхоза «Красный партизан» Иван Павлыч.
Контора была как контора. Единственное, что ее отличало от нашей и что бросалось в глаза, — это малолюдье. У нас ведь повернуться негде. Стол к столу, за каждым столом чин, а кому за столом места не хватило, тот устроился сбоку, в надежде со временем улучшить свои позиции.
Здесь ничего похожего. В бухгалтерии я застал лишь одного человека, сидевшего у пульта какой-то очень сложной машины. Человек, внешне напоминавший нашего главбуха, нажимал на блестящие белые, красные и синие клавиши, и в ответ загорались какието огни, судя по всему, условные знаки. Бухгалтер реагировал на них очень своеобразно: то пожимал плечами, то качал головой, то начинал топать ногами.
В приемной сидела Даша и печатала на машинке.
Впрочем, печатала — не то слово. Вернее будет сказать, что машинка сама печатала. Даша сидела в удобном кресле сбоку, перед микрофоном, и диктовала не очень громко, а машинка в это время шпарила так, что треск стоял.
«Механизация, черт побери!» — подумал я, не зная, входить или погодить.
Когда я заглянул в бухгалтерию и сказал: «Привет!» — главный бухгалтер и ухом не повел. Общение с арифметическим агрегатом, видно, доставляло ему истинное удовольствие. А как Даша? Я переступил порог и проделал тот же несложный маневр, то есть слегка кивнул и сказал:
— Привет! — и стал ждать, что будет дальше.
Реакция последовала незамедлительно. Даша нажала на какую-то клавишу, треск прекратился. Потом она повернулась ко мне всем своим девичьим телом, как бы выставила себя напоказ, и кивнула на один из стульев.
Надо заметить, одета Даша была совсем уж из ряда вон. Как я уже говорил, на этой планете вообще предпочитают одежду облегченного типа. А Даша… Даша, по-видимому, оставила далеко позади даже все нормы ультрасовременной здешней моды. Она была в полупрозрачной кофточке, которая прикрывала только грудь — живот оставался голым, — и в короткой юбке, вернее сказать — юбочке, которую я не сразу и разглядел — до того она была коротка…
