- Поросенок рос, рос и вырос в большую...
- Не скоморошничай, - перебил меня Слава. - Я серьезно.
Он положил револьвер и повернулся ко мне.
- Ты же знаешь, я до вчерашнего дня относился к религии только в той мере, в какой она относилась к моим делам. Ты понимаешь, что я хочу сказать.
Я кивнул.
- Имиджу делового человека умеренная набожность никогда не помешает. Но ты... сегодняшняя ночь...- Слава замолчал на мгновение, изыскивая слова. - Я не спал остаток ночи. Думал о тебе, о Боге. Я ничего не понимаю, Тим. Ничего...
- Что ты хочешь понять?
- Почему эта религия? Как ее там... зороастризм? Не иудаизм, христианство, ислам... Почему почти забытая религия? Я искал ответ сегодня в книгах. Да, есть что-то любопытное. Но почему зороастризм?
- Тебе не кажется, что мы слишком большое значение придаем всяким "измам"? В царстве небесном понаставили не меньше пограничных столбов, чем в земном. Дело не в религии. В вере. А зороастризм? Юмор у него такой. У Бога...
- Юмор. Гм... Вера. Хорошо пусть вера. Вера во что? Иудеи, христиане, мусульмане - не все они такие прагматики, как я. Кто-то действительно верит фанатически. Но во что и зачем? К религии относятся также как к службе. Только в одном случае добиваются должностей и пенсий, а в другом милости божьей и загробного блаженства. Поэтому мой прагматизм был куда лучше набожности иных. Но ты смешал и теперь...
- Возможно к Богу следует относиться как к отцу, то есть, как к кому-то, кто может оказать поддержку в трудную минуту, кому ты, маленький человек, не безразличен.
- Мальчик, ты сделал хорошо - папочка даст тебе конфету, мальчик ты сделал плохо - снимай штаны...
- Не утрируй. Я не о страхе говорю, а о стыде. Бог - нравственный идеал, всегда правый, всегда праведный... Разве тебе не было бы стыдно, если бы ты поступил подло и гадко, и твой отец об этом узнал бы?
- Было бы, - согласился Слава, скривив рот. - Но наши отцы не безгрешны. Я чувствую, ты сам не веришь в свои слова.
- Если не верить, то разумному человеку не стоит жить. Мы - дети идеального отца. И как дети, мы все в разном возрасте по отношению к нашему отцу-богу. Вон тому молящемуся три года, тому философствующему - пятнадцать, а тот ворующий - блудный сын, другой - бьющий поклоны - и вовсе дебил.
- Положим так, но почему тогда "конфетка" чаще всего достается плохишу?
- А с чего ты решил, что "конфетка" дар от Бога?
- Хорошо, пусть Бог - некий нравственный идеал. Но посмотри на себя. Сколько ты всего натворил. Крови сколько... - Слава осекся и виновато добавил, - извини, я не хотел.
- Нет-нет, ты прав, - согласился я, задумавшись.
- Правда, я не хотел тебя задеть. Ты не виноват, ведь не по своей воле... Но Меч Митры... Митра - ангел справедливости, договора. Неужели божеская справедливость - убийство и кровь?
- Я убил человека, еще не владея мечом. Да-да, Слава, не смотри на меня так. Ты был прав относительно Торквемады. Я зарезал профессора Джабейли. Так что справедливость у Бога одна, но трактуют ее даже ангелы по-разному, - я замолчал, по-покойницки сложил руки на груди, и продолжил, - я думаю, что дело в жизни. В отношении к ней как таковой. В своем существовании человек не имеет никаких доказательств о бытии Господа, кроме смутного ощущения чей-то руки - благоденствующей и карающей. Господь как бы существует вне нашей реальности, по отношению к ней он нереален. Поэтому, наверное, с точки зрения Господа, наши жизни, как нечто существующее вне его бытия, также нереальны. Ему тоже нужны усилия, чтобы поверить в нас. Только его мысль может пробиться сквозь границы миров. Она влияет на людей, в их многих неосознанных поступках - его желания и требования. Он дает жизнь, он убивает, если мы не оправдываем его надежд.
- То есть, ты хочешь сказать, что, так как смерть есть только переход из одного бытийного пространства в другое, твои зверства - детские шалости любимчика главы семьи. Хорошо, положим так. Но зачем мы должны оправдывать чьи-то надежды. Зачем вообще ему требуется на нас что-то возлагать?
Я развел руками и состроил глупую физиономию.
- Я вычитал сегодня, что у твоих зороастрийцев существовала весьма интересная концепция, относительно роли человека во всей этой кутерьме, зовущейся миром. Они считали, что, выбирая между добром и злом, человек в конечном итоге решает исход борьбы между Ахурой - добрым началом и Ахриманом - началом зла. И вот что еще интересно: они относились спокойно к бедам, полагая, что миру отведена некая мера зла. Если зло случилось, то, следовательно, его меньше осталось в той доле.
- Полигон. Минные поля алчности, полосы препятствий праведности, блиндажи храмов, - задумчиво пробормотал я, - И горе, и благо...
- Что "горе и благо"?
- Горе, что мы не уверены в существовании Господа и в этом же благо.
- Но тогда не совсем понятна целесообразность твоего явления в качестве карающего ангела.
- В том и дело, - вздохнул я.
- Слушай, а что, собственно говоря, изменилось с твоим появлением? Ты пророчествуешь? Благословляешь? Судишь?
- Нет. Разрушаю.
- Так, сейчас все этим занимаются. Как писал Гете: "Достойно гибели все то, что существует".
- Но со мной божья сила, священный меч и его мудрость!
- Для разрушенья. Правда, насчет мудрости сомневаюсь... Но почему Божья? Кому и как докажешь? Ты просто еще одно аномальное явление. Сладостный материал для парапсихолога. Так что ничего не изменилось, мой ангел. Одним ненормальным больше, одним меньше в безумном городе. Благодать пролита в песок и, быть может, сознательно.
- Ну, что ж... Пусть ужаснется смерть.
- Не возражаю, - согласился Слава, отправляя револьверный барабан в гнездо и поднимаясь. - Мы слишком заболтались, время пришло, а посему командуй, мой генерал, "подъем" и доведи до сведения вверенных тебе войск, что с ними Бог.
- Ну, как же без него, - весело сказал я, одевая перевязь с мечом через плечо - так было много удобнее.
- Кстати, имей в виду, - предупредил меня Слава, когда мы выходили, все это время я нахожусь в обществе своей домработницы.
- Железобетонное алиби, - восхитился я.
Мы быстро спустились вниз, прошли через ворота и повернули за угол. Улица была непривычно пустынна. У тротуара стояла "Волга" с заляпанными грязью номерами. Слава открыл заднюю дверь.
- Все в порядке, Влад, - сказал он водителю, пропуская меня вперед.
- Отлично, - буркнул человек за рулем. Тело его было весьма обширным, но пропорционально сложенным. Глаза, искаженные толстыми линзами очков, казалось, с одного взгляда узнали обо мне все возможное и невозможное. Не знаю, действительно ли он мастер на все руки, но то, что он мастер заплечных дел, сомнений не возникало.
Заурчал двигатель. Я сунул руку под плащ и крепко сжал рукоять меча. Мое второе "я" ответило теплом и покоем.
