Заурчал двигатель. Я сунул руку под плащ и крепко сжал рукоять меча. Мое второе "я" ответило теплом и покоем.
"Все будет хорошо, хотя бы потому, что мы этого достойны", - тихо сказал Влад, и машина понеслась по улицам города.
- Что слышно? - поинтересовался Слава.
- Будет нелегко, - ответил Влад, - на дорогах заслоны, у города войска.
- Ты думаешь...
- Ночью. Ничего прорвемся.
Я никогда не видел ночной город таким. Обычно жизнь в нем затихала постепенно, но абсолютной тишины практически так и не наступало. Теперь же, казалось, побежденная чума вырвалась из лабораторных оков. Кладбищенское безмолвие царило в одних кварталах, в других же толпились возбужденные люди, будто вот-вот должен был грянуть карнавал. Препятствий нам никто не чинил, и вскоре мне стало казаться, что наш экипаж минует безобразие смут. Напрасно. На Азизбековском кругу дорога оказалась перегорожена машинами, запружена людьми. Мы остановились. К автомобилю бросились люди, я схватился за меч.
- Спокойно, - сквозь зубы сказал Слава.
Влад вынул из бардачка какие-то бумаги и протянул их бородатому мужчине, настойчиво что-то допытывающемуся. Этим кажется, пикетчики удовлетворились. Во всяком случае, они закричали толпе: "Йол вер, йол вер". Люди расступились, позволяя нашей машине проехать, чем Влад немедленно и воспользовался.
- Что это были за бумаги? - спросил я, когда машина уже неслась по Бейюкшорскому шоссе.
- Индульгенция Народного Фронта и лицензия на отстрел врагов независимости, - невозмутимо ответил Слава и хитро улыбнулся.
Я не стал ничего уточнять. Когда машина въезжала на Сабунчинский круг, что-то громыхнуло, затрещало.
- Началось, - провозгласил Влад, как архангел Гавриил. - Теперь только держись.
Вместо того чтобы ехать по шоссе на аэропорт, он свернул к железнодорожной станции. Пролетев по мосту, мы повернули налево, но железнодорожный переезд проезжать не стали, а поехали по ужасной, засыпанной щебнем дороге, шедшей параллельно рельсам. Даже за барабанным боем камешков о днище слышался шум боя, а может быть, бойни. Было похоже, что стреляют совсем близко. Мы ехали через Бюль-бюли в сторону Амираджан. Для такой отвратной и темной дороги скорость была умопомрачительна. Я вжался в сиденье и с ужасом следил за мельканием домов за окном. Наконец мы пересекли железнодорожное полотно и выехали на шоссе. "У, шайтан!" - расстроился Влад. Впереди стояло два танка и десяток людей в пятнистой форме. Очередь трассирующими пулями пропорхнула где-то над нами. Влад резко затормозил. Машину занесло, но, к счастью, не опрокинуло. Со всех сторон на нас глазели простые лица и дула автоматов. От нескромных взглядов последних мне сделалось нехорошо.
- Давай из авто, педерасты, - добродушно скомандовал крепкий мужик с офицерской звездочкой на фуражке.
- У нас разрешение, - попытался возразить Слава.
- А ну, вылазь, - гаркнул солдат и ткнул Влада автоматом. Мы повиновались.
- Вот приказ, - протянул грубияну листок Влад.
- Обыскать, - приказал офицер, вглядываясь в бумагу.
- Охо, - протянул белобрысый солдатик, вынимая пистолет из кармана Славы.
Другой ничего не сказал, а просто бросил на землю обрез и гранату, обнаруженные у Влада. Обыскивающий меня никак не мог сообразить, что за длинная штука находится под моим плащом. Боюсь, что в его голове крутились самые непристойные предположения.
- Какие люди пошли, - ехидно заметил офицер, - все да при оружии. Вон парнишку со взрывчаткой задержали, - ткнул он пальцем в сторону лежащего на земле человека со связанными руками.
- Но штаб округа...- попытался возразить Славик.
- Плевать, вашу мать, и...
Но окончить сочную тираду ему не дал роющийся в машине солдатик.
- Здесь бумаги с печатями, на которые нам сказали обратить особое внимание! - закричал он возбужденно, протягивая командиру верительные грамоты Народного Фронта.
- Так, - угрожающе протянул офицер.
Глаза его сузились и не предвещали особых удовольствий. Я мягко пнул коленкой в пах солдата, безуспешно пытавшегося отвязать меч. Мгновение - и его командир ощутил необыкновенную привлекательность холодного оружия. Солдаты заворожено уставились на мою сияющую фигуру.
- Если не хочешь любоваться своими кишками, - предложил я миролюбиво, прикажи сложить оружие.
Офицер пробормотал что-то невнятное.
- Как твоей душеньке угодно, - с сожалением сказал я, медленно распарывая его униформу.
- Сдать оружие! - заорал офицер, - всем сложить оружие! Кому сказал!
Через несколько минут десять безоружных людей обречено смотрели на мою искрометающую фигуру.
"Боже мой, - думал я, - неужели наука ненависти тоже в твоих планах. Неужто эти дети в униформе питают чье-то жертвенное пламя? Если это испытание, то зачем калечить слабых? Лучше сохрани их, пока они слабы. Если это кара, то почему ничего, кроме развращения нет в ней? Если это жизнь, то почему она так бессмысленна. Если так все сделано, тогда существует только одна истина - Я, МОЯ СИЯЮЩАЯ ПЕРСОНА. В ТАКОМ СЛУЧАЕ ЖИЗНЬ ЭТО МЕРЗОСТЬ, ЭГОИСТИЧЕСКАЯ КЛОАКА"
Смущенное покашливание Славы, вывело меня из состояния оцепенения. Уж очень мой друг любил театральность.
- А из танков? - спросил я, решив обставить свои дальнейшие действия, в угоду ему, как можно эффектнее.
- Всем покинуть технику, - крикнул мой заложник.
Из танков нехотя вылезли водители.
Влад поднял с земли автомат и, передернув затвор, направил дуло на солдат.
- Меня, меня развяжите! - закричал связанный человек. Я оставил бесполезного теперь солдафона и элегантно перерезал ремень на руках пленника.
- Спасибо, спасибо! - бросился ко мне, чуть не наткнувшись на меч, человек. - Я Алексей. Алексеем меня зовут. Вы что, фосфором намазались?
Я кивнул.
- Что я должен делать? - спросил он, удовлетворив любопытство.
- Взгляни, остался ли кто-нибудь в машинах, - распорядился я.
Нацепив очки, наш новый знакомый ринулся к танкам. Да, он был из тех, кто с легкостью и наивностью дарит смерть. Я же подошел к куче оружия и двумя ударами превратил ее в кучу металлолома, почувствовав себя на мгновение Сизифом, катящим камень в гору...
- Поехали быстрей, - заторопил нас Слава.
- Там никого нет, - доложил Алексей.
- Чудненько, - улыбнулся я, нарезая колечком пушечный ствол первого танка. Со вторым продуктом человеколюбия я обошелся не менее справедливо. Слава был доволен. Думаю, что если бы не моя ангельская миссия, он очень скоро стал бы демонстрировать меня за деньги - у каждого свои недостатки. Я еще раз окинул взглядом "поле битвы", натолкнулся на опечаленного офицера, сиротливо стоящего в стороне от неунывающих солдат.