И вскоре ветер наполнил нескладные красные паруса, совсем такие, как обтянутые пропотевшей материей полновесные груди корчмарки у ворот Священного города, о коей вспомнил, подняв очи горе, брат Мис. Так что и он не был лишен живого воображения!
А еще удивительнее то, что похожая ассоциация возникла в рафинированном воображении Зера. Правда, здесь все ассоциировалось отнюдь не с корчмаркой… Где, за какими пространственно-временными безднами ныне Анна Ивановна, секретарь начальника Звездного предприятия товарища Парфенова?
А корабль, переваливаясь по-утиному, направлял свой нос к горизонту, где голубизна воды сливалась с синевой быстро темнеющего неба.
— Как ты определяешь курс? — спросил чернобородого Сид на правах человека, давшего дельный совет.
— Днем — по солнцу. Ночью — по Большому Гвоздю, вокруг которого ходит мир.
— А в тумане?
— Туман не вечен. Да и ветер можно пощупать. А у себя под берегом я на вкус каждую пробу грунта знаю.
— Как определяешь скорость?
— На глаз, купец.
— И ошибаешься?
— Не без того. Но я знаю, что при добром ветре путь через море — четыре дня.
— А как сейчас?
— Пять дней.
— А если ветер противный?
— Убираю паруса — бога и ветер не переспоришь. За весла беремся, да много не нагребешь.
— А плавать-то можно и побыстрей. И против ветра под парусами ходить. Ну не совсем против ветра, а под углом к нему. Вот только вместо этих линялых лифчиков лучше бы косые паруса, а на носу — треугольные.
— Вместо чего? — заинтересовался капитан.
— Вместо твоих парусов, — уточнил свою мысль Сид, сообразив, что эта деталь дамского туалета здесь едва ли известна.
Было тихо и ясно. Попутный ветер не собирался менять направления. И не хотелось спускаться в душный, дурно пахнущий застоявшейся под настилами у киля водой трюм. Сид испросил разрешения и разбил шатер на палубе, поближе к корме.
Справа по носу граненой голубой сталью сверкал Большой Гвоздь — самая яркая звезда этого мира. — Терпко пахло смоленым канатом. Помолясь на исчезающий берег, братья Грез и Мис спустились в трюм — им было неуютно в таком просторе! На палубе остались кормчий, да дремлющий на дубовой скамье капитан, да наши путешественники — им-то простор был не в тягость!
А ночь под медленный скрип мачт поворачивала звездное колесо. И казалось, не мачты, а это огромное мерцающее колесо скрипит и покачивается, да у борта по-русалочьи всплескивает волна. И, вслушиваясь в неведомое, стояли у борта Сид и Мер, да бессонный кормчий подправлял курс корабля, когда нос уваливался от острого света Большого Гвоздя.
А из шатра доносился могучий храп Беза, перекрывавший не только интеллигентское посвистывание Зера, но и молодецкие рулады Нави. И совсем не было слышно всегда немногословного Гефа. Шла ночь.
Они пришли на рассвете на шестые сутки. Солнце еще не полностью вылезло из воды и было красным и сплюснутым, когда судно, буксируемое двумя шлюпками между короткими молами из наваленных камней, вползло во внутреннюю гавань. На концах молов стояли неуклюжие башни древней циклопической кладки. А на верху башен — какие-то камнеметные орудия. И на одной из них — древко с неразборчивым флагом. Дальше, за внутренней гаванью, охваченной как ладонями расширявшимися после входа молами, к стенкам которой жались угловатые неповоротливые суда, начинался город из белого ракушечника с красными черепичными крышами. И окружала город кирпичная стена, широкая и старая, по верху которой между зубцов пробивались веселые деревца, а по окружности, на полет стрелы, стену прерывали грузные четырехугольные башни.
Город был невелик и просматривался весь.
У причала капитан получил вторую половину обещанной суммы, и путники сошли на берег. Брат Грез — он теперь безропотно исполнял поручения Сида — был послан сторговать лошадей, начальник экспедиции оценил его сметливость в житейских делах, А немногословный Нави, никого не тревожа, проверил, куда ходил этот монах. И, возвращаясь, встретил слоняющегося по городу сонного Миса.
Когда солнце начало припекать, брат Грез, Нави и загребающий ленивыми лапами дорожную пыль брат Мис возвратились с лошадьми и пароконной телегой, своей топорной добротностью и оковкой колес напоминающей лафет допотопного орудия. Но и до подобных лафетов здесь было еще далеко! Однако комендант Без остался доволен этим приобретением. Он тут же соорудил на этом основании из палатки и невесть откуда взявшихся дуг полукруглый верх, собрав вокруг этого сооружения толпу любопытных. Здешний народ не знал ни степных просторов, где только небо да крыша кибитки укрывают кочевника, ни боевого строя сомкнутых в круг кибиток — надежной крепости против конного противника.
Дневки не было. И по древней дороге, вымощенной широким камнем еще при Первой Империи, они выехали из низких ворот приморского городка. Древние инженеры дело знали: за тысячу лет ни копыта коней, ни тяжкие колеса повозок, не говоря уже о деревянных и кожаных подошвах и голых пятках, не поколебали каменного панциря широкой дороги. Люди настолько привыкли к ней, что она казалась такой же вечной и естественной, как горы, синеющие вдали под прошедшим половину пути солнцем, как виноградники, узкими темно-зелеными полосами рассекающие всхолмленную долину слева и справа.
Редкие села белели у подножий зеленых холмов, поросших фруктовыми деревьями — в глянцевой листве густо желтели плоды. А звонкие речки, бегущие с гор, врывались в каменные тоннели под Великой дорогой — их тоже сработали отменные старые мастера.
Глядя на это, Зер прищелкнул языком от восхищения.
— Есть чему поразиться, Измаил Алексеевич, — поддержат его Сид — они ехали верхом далеко впереди отряда.
— Но об одном забыли эти удивительные умельцы, взгляните-ка — все прямо и прямо, как стрела, не петляя по склонам. Они не учли, что можно выиграть в силе, проиграв в расстоянии.
— Так-то оно так, дорогой Зер, — перешел на принятый здесь стиль Сид, — и все-таки какая сила человеческой мысли! Без машин, только руками да неторопливой силой волов, прорезать такими сооружениями из конца в конец всю страну!
— Да и строили быстро, Исидор Сергеевич — вам-то приходилось это «видеть в ваше первое посещение Благословенной земли, — вновь перешел на земной лексикон академик.
— Видел, — задумчиво похлопывая темно-рыжую шею косящего в сторону коня, ответил Сид, — а главное — видел, для чего это делалось.
— Понимаю, для того же, для чего строились автострады в тридцатых годах в одном недалеком от нас весьма высокоразвитом государстве. Но инженеры-то не виноваты, они не политики.
