— Да, много любопытного мы сегодня узнали. Теперь мы видим, что Миллет полон проблем, скрытых за внешним блеском. Что делать-то будем? — Атаджок постарался вернуть разговор в прежнее русло и посмотрел на бывшего кузнеца.
— Есть три варианта. Первый все поселяются Городе. Но это невозможно. В Миллете нет места рабству. Старый Таузер не откажется от него при всем желании. Второе путь. Беженцы уходят. Но захотят ли с вами идти все рабы? Это опять столкновения. Есть третий путь.
Присутствующие обернулись к говорившему.
— До сегодняшнего дня ассоны были раздроблены на чуждые группы. В Таузере это знать, свободные общинники, подневольные люди. Плюс ассоны, живущие на чужбине или вернувшиеся оттуда. Все эти группы жили обособленно. В каждом мирке свои интересы. Более однородное население Миллете. Но есть те, кто начинал свой путь еще в Утаде. Они все здесь. Есть жители Вольного, те кто уже влился в Миллет и живет в едином городе. И есть его строители, которые живут пока в стороне и скоро примкнут к Городу. Все эти люди свободны и все равны. Здесь нет зависимых людей. Просто, некоторые более равны. — Тебед обвел взглядом собравшихся. — Ассоны давно живут вместе, но врозь.
Переговорщики в полном молчании согласились с этим.
— Что бы мы не делали, часть свободных общинников придет в Миллет, часть порознь безвозвратно растворится в Ксауре и других крайнах. Некоторые станут держаться вместе и покинут Таузер. Несвободные частично примкнут к последним двум группам.
— Остается знать, — задал вопрос Атаджок.
— А вот с ними труднее всего. Миллету не нужны те, которые покупали и продавали людей как имущество. Они неизбежно разрушат единство и привнесут в жизнь Миллета интриги и междоусобицу. — обычно смешливый Кемур на этот раз говорил зло и отрывисто.
— Знать по большей части подастся в Оксам. Может еще куда. Ничтожно малое число примкнет к свободным общинникам, что решатся держаться вместе и уйти из Таузера.
— А принадлежащие им люди — задал вопрос Кулчу, заботясь о своих интересах.
— После того, как люди увидели Миллет, кто из них добровольно вернется в рабство? — на этот раз вмешался Каиш. — Хотя, если кто решит остаться со своими хозяевами, никто мешать в этом не будет. А вообщем, придется знати смириться с потерей рабов. Миллет мог бы выкупить людей. Но здесь вопрос принципиальный — покупка-продажа людей в едином городе невозможна.
— Я пришел к таким же выводам. Единственное думал можно знати, что теряют людей заплатить выкуп. Но раз Миллет не намерен платить, придется смириться. Силой знать ничего не добъется. Никто не станет в период войны с Ксауром идти на соплеменника ради шкурного интереса князей. — согласился с предыдушими переговорщиками Атаджок.
— Можно оказать поддержку тем, кто покинет Таузер вне зависимости от сословия. Чтобы им легче было осваиваться на новом месте. — предложил Кулчу.
— А зачем? — возмутился Койчу. — Они покидают Таузер навсегда и безвозвратно сгинут среди других народов. Они отрезанный ломоть для ассонов. Более того, их дети скорее всего будут врагами наших детей. Такое мы не раз наблюдали среди других племен. Помогать надо только тем, кто останется среди ассонов, хоть покинет Миллет. С ними мы неизбежно воссоединимся. Но до этого каждый из нас должен пройти свой путь.
— Единственное, куда направятся они? Все земли уже заняты, остались только пустыни — пробормотал Агач.
— Ну что же, в общих чертах мы решили что делать, осталось теперь на местах порешать мелкие вопросы. — подытожил Атаджок. — Как я говорил, мои выводы насеет будущего разделения были почти такие же. Здесь от нашей воли зависит только, чтобы все произошло гладко и безболезненно. Я не брошу тех, кто решит сохранить себя ассонами, пусть и вдали от родины. Куда мы пойдем? Есть на юго-востоке свободные земли. Мусса-кум.
— Это же безжизненная пустыня. Вы не выживете — неподдельный ужас отразился в глазах Кулчу.
— Не такая она и безжизненная. А главную угрозу для нас представляет не природа, а многочисленные враги. Там их будет меньше. К тому же тем, кто уйдет в чужие города будет не легче. Самые безжизненные пустыни в городах. Человек одинок среди людей. Ну что же нам пора — Атаджок резко оборвал речь и поднялся с места. За ним последовали его спутники.
После непродолжительного прощания, Миллетцы вернулись обратно и расселись по прежним местам. Некоторое время комната погрузилась в молчание.
Наконец, Кемур, самый младший из присутствующих оборвал затянувшуюся тишину.
— Все прошло, как мы задумывали. Единственное, мне не дают покоя Атаджок и люди, что последуют за ним. Почему в пустыню? Пока они дойдут до нее, пока обвыкнут, вернутся, пройдет почти полтора десятка лет. Сколько ассонов исчезнет…
— Меньше чем сейчас, когда ассоны режут друг друга и растворяются в Оксаме, — не согласился Агач.
— Увы, Кемур, ты не прав еще в одном, — глаза Тебеда были слегка влажными. — пройдет не полтора десятка лет, прежде чем наши вернутся. Уйдет несколько десятков лет…
— Но… — начал было Кемур, когда кузнец перебил его.
— Я сам поступил бы также на месте Атаджока.
— Я тоже не совсем понял, — присоединился к младшему товарищу Агач.
— Есть и другие места кроме пустыни Мусса-кум. Но ассоны или научаться жить вместе или сгинут. Лет за сорок не останется людей, помнящих рабство. Пустыня выдавит его по капле из душ ассонов… — тишина последовала за словами Тебеда.
— Атаджок не увидит Таузер… — вновь нарушил молчание Кемур.
Три года минуло со дня исторической встречи, после которого часть ассонов приняла добровольное изгнание. Неуловимый миг даже в жизни отдельного человека — мгновенье в истории народа.
Изорванные осколки Таузера кровоточили. Пройдет еще немало времени, когда начнет затягиваться эта рана. Быть может к тому времени вернутся потомки ушедших. Вернутся ли они вообще и сохранят ли себя в чуждом окружении. А если вернутся, то какими? Надломленные лишениями или наоборот — излишествами, покорные чуждой воле? Или можно надеяться на воссоединение с гордыми, закаленными ассонами? Людьми, которые идут к своей цели, огибая или сметая препятствия.
* * *
Миллет с размахом отмечал новый праздник — День Первого Веретена. Ровно двадцать лет назад девять детей в возрасте от 4 до 12 лет с веселым гомоном установили на единственном свободном пятачке хутора на Утаде три примитивные прялки.
