направился Патрик, всё так же улыбаясь.
Некоторое время он глядел пленнику в глаза. Даже в скудном свете было видно, как сильно тот побледнел. Однако выражение его глаз оставалось твёрдым, волевым.
— Ребят, — сказал Патрик, не оглядываясь, но обращаясь явно к нам, — я не настаиваю — но, возможно, вы не захотите видеть, что будет дальше.
Соня посмотрела на меня. Я отрицательно помогал головой. Тогда напарница сжала мне руку и отошла куда-то за броневик. Майкл посмотрел на меня со странным выражением; как мне показалось, даже осуждающе. И тоже, к моему удивлению, последовал за напарницей.
Патрик всё-таки оглянулся и посмотрел на меня. Потом с едва заметной улыбкой пожал плечами и вернулся к пленнику.
Я ожидал, что лидер ночных начнёт с психологического давления. Использует какие-то особенные приёмы внушения. И лишь потом перейдёт к физическому воздействию. Сергей рассказывал, что, когда работают профессионалы, со стороны это выглядит совсем не впечатляюще. На это я и рассчитывал.
— Извини, приятель, — сказал Патрик на английском, обращаясь к пленнику, — но рот я тебе открыть не могу. Старая, давно отработанная схема. Отрава в зубе, так? А то и не просто отрава. Я слышал, некоторые кланы используют боевые нервно-паралитические отравляющие вещества. Ты случайно не из таких?
Пленник в ответ что-то промычал и зло зыркнул на Патрика.
— Нет-нет, проверять я не буду, — рассмеялся тот.
И сделал шаг к пленнику. Тот забился, отчаянно пытаясь освободиться, но боевики держали его железной хваткой.
— Некоторые даже натренировались глотать язык, представляешь? — продолжал Патрик, — они умирают от асфиксии. Ужасная смерть! Не находишь.
Я слишком поздно понял то, что сейчас должно было произойти, и не успел даже отвернуться.
— Не беспокойся, — сказал Патрик; его голос изменился, будто что-то во рту мешало ему говорить, — больно не будет!
«Зубы, — как-то отстранённо подумал я, — ему мешают зубы…»
Пленник дёрнулся и закатил глаза. Я услышал лёгкий хруст, потом — глотательный звук. Нужно было хотя бы закрыть глаза. Но я был словно завороженный. Я видел, как у тех двоих боевиков, которые держали пленника, тоже выросли клыки. По сигналу Патрика они подняли руки захваченного противника и впились в оголённые запястья. В свете луны я видел, как ходили их кадыки.
Мне не было страшно. И, наверно, это неправильно: человек должен испытывать ужас при виде таких вещей. Я долго не мог признаться в этом самому себе — но мой двигало любопытство. Я продолжал наблюдать за тем, как из человека выпивают кровь, осознавая, что являюсь одним из немногих, кто видел это, и будет жить дальше. Это было очень странное чувство.
Кожа пленника сморщилась. Щёки ввалились, обнажая желтоватые зубы. Глаза в глубоких глазницах стали мутными.
Наконец, звуки жадных глотков прекратились.
— Что делать с этим? — один из боевиков указал на второго пленника, — будете пробовать?
— Нет необходимости, — улыбнулся Патрик, — он весь ваш.
Вытирая уголки рта тыльной стороной ладони, Патрик подошёл ко мне. Улыбнулся. Потом сказал:
— Ты отлично держишься. Не будь ты уже занят, я бы подумал насчёт тебя. Перспективный парень.
До меня не сразу дошёл смысл сказанного. А когда дошёл — только тогда мне стало страшно.
Все броневики остались на ходу. Повезло: гранатометный выстрел ударил в землю, стрелок плохо прицелился. Всего через пять минут после инцидента мы продолжили движение.
— Я думал вы захотите узнать информацию. Допросить его, — сказал я.
Патрик удивлённо посмотрел на меня.
— А вы ведь недавно посвящены, так? — улыбнулся он, — те ваши, которые постарше, знают о нас куда больше.
Я развёл руками.
— Что есть то есть, — сказал я, — как-то мы не рассчитывали, что в этом задании нам будет суждено пересечься с вашим кланом.
— У вас ведь говорят, что всё, что ни делается — к лучшему. Так ведь? — сказал Патрик. — Уверен, что так и есть. Ответ очень простой, Артём, — кажется, он впервые назвал меня по имени; интересно, это что-то значит?
— Можно просто Арти, — сказал я.
— Хорошо, Арти, — улыбнулся Патрик, — если хочешь, мы можем на «ты» перейти. Мне всегда симпатизировало, что в русском языке сохранились такие вещи, отражающие степень близости беседующих. Обычно это характерно для восточных языков.
Не сказать, чтобы я был в восторге от этой идеи, особенно после пояснений. Но отступать было поздно.
— Конечно, — кивнул я.
— Так вот, я ведь уже упоминал, что кровь — это не только эритроциты, железо и прочая химия. Это ещё и нечто больше. В том числе жизненный опыт.
— Вы что, считываете память через кровь? — ошарашенно спросил я.
— Ну, не то, чтобы память, — ответил Патрик, — скорее, жизненные ощущения. Например, узнать точную формулу какого-нибудь лекарства или сложный пароль не получится. Но нам этого и не надо было. Достаточно определить принадлежность тех, кто нападал.
— И как? — заинтересовала Соня, — опередили?
— Да, — кивнул Патрик, — это пограничники.
Соня усмехнулась. Патрик удивлённо посмотрел на неё в зеркало заднего вида — Соня сидела рядом с Майклом, на заднем сиденье.
— Мне кажется это совсем не смешно, — сказал лидер ночных.
— Думаю, это не те пограничники, которые границы охраняют. Верно? — догадался я, заслужив очередной удивлённый взгляд.
— Ну, ребят, вы и даёте, — Патрик пожал плечами, не опуская рук с руля, — ещё немного и я начну думать, что вам столько лет, насколько вы выглядите.
Я промолчал, глядя перед собой.
— Что, реально? — кажется, ночной был реально удивлён, — ну и дела. И вы достали такое сердце? Что ж. Поздравляю. Похоже, ваш клан ждёт подъём, раз умудрился такую молодёжь вырастить.
Ирония? Или он серьёзно? Что можно ждать от векового чудовища, которое
