– С каких пор ты начал меня бояться? – спросил я.
– Не дождешься! У меня моральная дилемма!
– Ясно. Колись. Отвечать за все будешь либо ты, либо я.
– Ага, ну хорошо. Во-первых, Джорджо добрался до склада уже после того, как мы ушли. Это чтобы ты на меня не наезжал. Во-вторых, он послал разведчика, чтобы посмотреть, что мы берем, а нам надо было захватить страховку и веревки. Так Крис с ним подрался, чтобы отвлечь внимание…
– Ну и…
– Их засекли. Так что твой лейтенант по возвращении будет отжиматься сто раз.
– Понятно. Отвечать за всё буду я. Это же был мой приказ – взять веревки втайне от врагов. Но это потом. А что мы взяли многовато плащ-тентов, кто-нибудь знает?
– Не знаю, это было без меня.
– Понятно. Ладно, прорвемся. Спокойной ночи.
– Угу.
Алекс ушел.
Лео задержался:
– Как ты догадался позаботиться об «убитых»? – спросил он. – То есть я понимаю, что ты прав, но мне бы это в голову не пришло.
– Помнишь церемонию награждения перед Новым годом?
– Ммм, но здесь же просто же игра!
– Ха, игра и жизнь – это одно и то же. Руки Скандиано я и потом не подам, и ты тоже. Кто может сделать подлость или предать в игре, так же поступит и в реальности.
Я прошелся вдоль ряда палаток: тишина, никто не болтает. Хорошо.
Я сделал что-то очень глупое, Скандиано перебил всю мою армию, а потом долго противно смеялся. Я проснулся в холодном поту. Всего лишь кошмар. Я успокоил бешено колотящееся сердце. «Надо поспать», – скомандовал внутренний голос. «Сейчас», – ответил я. Слева спокойно спал Гвидо, справа – Роберто, тоже спокойно.
Я лег на спину, закатил глаза, как меня учили, и стал читать про себя такого подходящего к ситуации Киплинга:
О если ты покоен, не растерян,
Когда теряют головы вокруг,
И если ты себе остался верен,
Когда в тебя не верит лучший друг…
Друзья в меня как раз верят, вон как посапывают.
…И если ждать умеешь без волненья…
Чего нет, того нет.
…Не станешь ложью отвечать на ложь…
Вот еще. Я вам так совру, уши в трубочку свернутся!
…Не будешь злобен, став для всех мишенью…
Не знаю, не пробовал.
…Но и святым себя не назовешь…
Это точно. Не святой.
…И если ты своей владеешь страстью,
А не тобою властвует она…
Ммм, может быть.
…И будешь тверд в удаче и в несчастье.
Которым, в сущности, цена одна…
Вот уж нет, не одна. А твердым быть постараюсь.
…И если ты готов к тому, что слово
Твое в ловушку превращает плут…
Пусть только попробует!
…И, потерпев крушенье, можешь снова —
Без прежних сил – возобновить свой труд…
Пока не приходилось. Разве что вставать, когда больше всего хочется умереть, лишь бы не двигаться, но это было давно, семь лет уже прошло.
Проснулся я на рассвете, опять от кошмара: я сделал что-то мерзкое и ужасное, хуже, чем Скандиано, но что? Не помню. Еще только половина пятого, можно поспать.
…И если ты способен всё, что стало
Тебе привычным, выложить на стол,
Все проиграть и вновь начать сначала.
Не пожалев того, что приобрел…
Наверное, могу, проф, во всяком случае, в этом уверен.
…И если можешь сердце, нервы, жилы
Так завести, чтобы вперед нестись,
Когда с годами изменяют силы
И только воля говорит: «Держись!»…
С годами силы у меня прибывают. Пока. Короче, спросите лет через пятьдесят.
…И если можешь быть в толпе собою,
При короле с народом связь хранить
И, уважая мнение любое,
Главы перед молвою не клонить…[8]
Вот этому я уже давно научился. А может быть даже, мне это дано от природы.
Будильник пиликнул без четверти восемь. Мне приснилась Лариса, просыпаться не хотелось. Подъем.
Перед выходом я опять построил армию, выразил благодарность самоотверженному Крису и наблюдательному Тома и проинструктировал всех еще раз:
– Война, возможно, перейдет в информационное пространство. Поэтому, во-первых, ничего не говорите по общему каналу без моего разрешения, разве что ногу сломали и вам нужна помощь. Командиры подразделений могут связываться со всеми своими бойцами сразу, но – не злоупотребляйте. Во-вторых, не говорите ничего, пока не обменялись паролем и отзывом, даже если голос узнали. Сегодня пароль связи будет «семнадцать». Это значит, что если кто-нибудь говорит тебе в комм «одиннадцать», отвечать надо «шесть». Сумма запроса и ответа должна быть «семнадцать». Тот, кого вызвали, называет число. Ждет ответа, а потом можно разговаривать. Все понятно?
Ребята закивали головами.
– Командирам рот проверить, – велел я, – до 16:00. Дальше. Если тебя «убили», и ты оказался окружен войсками противника, постарайся затереть коды. А код Ловере всем выучить наизусть. Тоже проверить, – я выразительно посмотрел на Ари.
Он кивнул.
– Если ты в плену и тебя вызывают по комму, либо не отвечай, но если тебе это приказали – обязан повиноваться. Тогда говори «восемнадцать». Ммм, в ответ надо сказать «тридцать шесть» и постараться не подать виду, что понял. Если тебе в плену приказали кого-то вызвать по комму, удваивай число, которое тебе назвали. Совпадений не будет. Ну и если ты узнал, что кто-то попался, надо сообщить о этом мне как можно быстрее. Своих будем выручать.
Ребята понимающе заулыбались. Хорошо.
Я взглянул на часы:
– Надеть рюкзаки и встать в строй. Мы выступаем.
Сегодня армия чем-то неуловимо отличалась от вчерашней. Я пригляделся повнимательнее: не неуловимо! Вчера только моя команда помогала другим ребятам поправлять лямки рюкзаков, по-моему, рефлекторно. Я бы так ничего и не понял, если бы полное равнодушие к проблемам товарища, которые можно решить легким движением руки, не задерживало нас после подъема на скалу и после маленького привала. Меня это раздражало, но я ничего не сказал тогда. Правильно сделал.
Лес мне понравился: не набившие оскомину этнийские сосны, а замечательные адриатические дубы и вязы. Адриатика, как говорят, самая красивая планета в Галактике, и деревья там ей под стать. Высокие, развесистые, с толстыми почти горизонтальными ветвями, как будто специально предназначенными для лазанья по ним. Рай для тех, кто не паинька и потому не попадет в настоящий.
