Берт жестом указал мне на люк. Я открыл его и забрался внутрь. Чувствовал я себя неважно, но я утешался тем, что идея достаточно хороша.
Со своим делом я управился в одно мгновение — нужно было просто повернуть два переключателя. Задраив за собой люк, я присоединился к остальным.
Мы зарядили батареи субмарины, поэтому можно было не беспокоиться, что энергии не хватит на откачивание жидкости. Я весьма гордился тем, что не забыл об этом — цистерны были достаточно большими, а если добавить объем корпуса, то нагрузка на насосы оказывалась огромной. Однако не успел я добраться до всей группы, как вспомнил кое о чем таком, что не пришло в голову ни Берту, ни мне, и за что нам не могло быть никаких послаблений.
Если откачивать балластные цистерны при полных подъемных, то лодка станет приобретать положительную плавучесть. Естественно, она стала подниматься.
К счастью, поначалу она поднималась не слишком быстро. Мне удалось ухватиться за нее, открыть люк при помощи автоматики — я не смог бы сделать это вручную из-за уже возникшей разницы в давлении — и открыть клапаны сброса. К тому моменту, когда я снова выбрался наружу, лодка находилась уже на высоте пары сотен футов от дна. Пловцы собрались вокруг, освещая всю сцену фонарями; взглянув поверх корпуса, я увидел маслянистые потоки выливающейся подъемной жидкости. Скорость подъема падала, затем лодка остановилась и начала тонуть. Она приземлилась почти на том же месте, откуда и всплыла.
И мы ждали, ждали и ждали.
Наши помощники переговаривались между собой знаками. Мы с Бертом вообще не могли общаться, поскольку блокнот остался у входа, где мы одевались. Каждый из нас в точности знал, что думает другой, хотя по мере того, как проходило время, мы стали вопросительно поглядывать друг на друга.
К этому времени помпы наверняка должны были откачать весь объем. Внутри корабля должен быть чуть ли не вакуум.
Мы не обратили внимания на то, оставалось ли что-нибудь в воздушных резервуарах. Но при таком давлении это не играло никакой роли. Из балластных клапанов не выходило никаких пузырьков, но любое количество воздуха, освобождаемое из резервуаров, при таком давлении вполне могло уйти в раствор перед тем, как оказаться снаружи.
Проблема состояла не в том, какое давление внутри, нулевое или в несколько атмосфер, — вопрос был в том, что мы могли сделать, если корпус не желал поддаваться давлению. Внутри лодки давление так и будет оставаться низким еще долго после того, как у помп кончится питание, но даже это займет много времени, потому что сейчас они работают вхолостую. Учитывая общую надежность оборудования Совета, могут пройти еще месяцы, пока какая-нибудь микроскопическая протечка сравняет внутреннее давление с внешним так, чтобы можно было открыть люки. Не знаю, сколько времени мы могли бы просидеть тут без кислородной пищи, но, конечно же, не месяцы. По сути дела, мне будет трудно оправдаться даже за те три дня, которые прошли с тех пор, как я говорил с Мари в прошлый раз. Объяснить более долгий «прогул» будет еще труднее, а я не мог позволить себе снова встречаться с ней, не имея на руках готовой и убедительной информации о Джои.
Очень помог бы глубинный заряд; даже простого взрывного запала было бы, вероятно, достаточно. Корпус должен был быть совсем близок к разрушению после всего, что мы с ним проделали. К сожалению, взрывчатки у нас не было.
У меня не было никаких соображений, кроме того, что нам придется отвести субмарину назад, присоединить к шлюзу отсека, где обычно встречали таких посетителей, как мы, снизить давление до одной атмосферы, чтобы Берт или я могли войти внутрь и начать все сначала. Мне эта идея не нравилась. Я был уверен, что она не понравится и Берту, но ничего иного в этих обстоятельствах придумать не мог. Такую мысль трудно было бы передать при помощи жестов, да и с блокнотом это займет немало времени.
Мне удалось дать Берту понять, что нам следует вернуться к месту, где лежит блокнот, и устроить конференцию. Когда я попытался объяснить ему, что субмарину мы должны взять с собой, он решительно воспротивился. Через пару минут я перестал настаивать. Как я уже говорил, мне не очень-то нравился и весь план. Берт сделал несколько жестов остальным, и большинство от правилось с нами, а четверо устроились на ровном участке донной поверхности ярдах в двадцати от корабля и стали играть в какую-то игру. В любое другое время я бы ею поинтересовался.
— Плыть обратно налегке, разумеется, было гораздо легче — вернее, я хочу сказать, было бы легче. Но мы не доплыли.
Не знаю, насколько мы удалились за восемь-десять минут. Может быть, примерно на четверть мили. Я не самый хороший пловец в мире, но даже я не перерабатывал.
Этот сбой в наших планах, как и все остальные ляпсусы, мы должны были бы предусмотреть — но ни один из нас его не предусмотрел. Если бы мы были умнее, то не стали бы сидеть рядом с субмариной после того, как были включены балластные помпы. По всем законам природы происшедшее было совершенно неминуемо, и единственная причина, почему я не осознал это в первую же секунду после катастрофы, состояла в том, что я еще не пришел в сознание.
Если вы погрузитесь под воду и попросите приятеля стучать камнями друг о друга, начиная ярдов с двадцати-тридцати и постепенно приближаясь к вам, пока вы уже будете не в состоянии это выдерживать, то у вас может возникнуть некоторое представление о моих ощущениях.
Не знаю, как вам их описать. По сути дела, на несколько секунд я потерял сознание, поэтому, наверное, надо сказать, что я ничего не чувствовал. Какое-то ощущение все же наличествовало. Если вам дадут кувалдой одновременно по каждому квадратному дюйму вашего тела, то ощущение может быть сходным — я мог бы использовать это сравнение в качестве иллюстрации, если бы был уверен, что оно верно. Так что мне придется оставить этот труд на долю вашего воображения, подкрепленного, если желаете, предложенным выше экспериментом.
Удар подействовал примерно одинаково на всех нас. Прошло не менее минуты, если не больше, до того, как мы на всех парах поплыли обратно к месту, где оставили наших товарищей. Никто из нас не испытывал никаких сомнений относительно того, что произошло; и ни у кого из нас не было особого желания возвращаться.
Тем не менее мы спешили.
Я ожидал, что в том месте, где наши компаньоны занялись своей игрой, мы найдем четыре тела, но все оказалось не так просто. Насколько я мог судить, корпус субмарины оказался примерно там же, где и был. Но когда он сплющился, ударная волна подняла облако мути, так что наши фонари помогали нам мало. Мы держались вместе и кружили в этой взвеси во всех направлениях, исследуя каждый квадратный фут дна в поисках не только тел, но и их следов, которые могли быть скрыты оседающим илом. Чтобы заняться этим, нам не надо было и договариваться.
