— Вы не знаете Куинна, — сказал Байерли очень серьезно. — Он способен удержаться на таком крутом склоне, где и горный баран свернул бы себе шею. Я полагаю, он сказал вам, будто во всех подробностях изучил мое прошлое?
— Да, и убедил меня, что нашей корпорации стоило бы многих хлопот опровергнуть его, в то время как вам это было бы гораздо легче.
— Значит, вы поверили, будто я никогда не ем. Вы же ученый, доктор Лэннинг! Подумайте только, где здесь логика? Никто не видел, чтобы я ел, следовательно, я никогда не ем. Что и требовалось доказать. Ну, знаете ли…
— Вы пользуетесь прокурорскими уловками, чтобы запутать очень простой вопрос.
— Наоборот, я пытаюсь прояснить вопрос, который вы с Куинном очень усложняете. Дело в том, что я мало сплю, это правда, и, конечно, никогда еще не спал при посторонних. Я не люблю есть в присутствии других людей — вероятно, это нервное. Согласен, такая причуда не совсем обычна, но она никому не причиняет вреда. Судите сами, доктор Лэннинг. Представьте себе, что политик, стремящийся во что бы то ни стало устранить своего противника, обнаруживает в его частной жизни вот такие странности, о каких я говорил. И он решает, что самое лучшее средство как можно сильнее очернить этого противника — ваша компания. Как вы думаете, скажет ли он вам: «Такой-то — робот, потому что он не ест на людях, и я никогда не видел, чтобы он засыпал на заседании суда, а однажды, когда я ночью заглянул к нему в окно, он сидел с книгой и его холодильник был пуст?» Если бы он так сказал, вы бы вызвали санитаров со смирительной рубашкой. Но этот человек говорит: «Он никогда не спит, он никогда не ест». И вы, сбитые с толку необычайностью такого заявления, не видите, что доказать его невозможно. Вы вносите свой вклад в шумиху и этим играете ему на руку.
— Тем не менее, сэр, — упрямо настаивал Лэннинг, — считаете вы это дело серьезным или не считаете, но, чтобы его прекратить, достаточно лишь того обеда, о котором я говорил.
Байерли снова повернулся к женщине, которая все еще внимательно разглядывала его.
— Извините, я правильно расслышал ваше имя? Доктор Сьюзен Кэлвин?
— Да, мистер Байерли.
— Вы психолог «Ю. С. Роботс»?
— Простите, робопсихолог.
— А разве психология роботов так отличается от человеческой?
— Разница огромная. — Она позволила себе холодно улыбнуться. — Прежде всего, роботы глубоко порядочны.
Уголки рта юриста дрогнули в улыбке.
— Да, это не очень лестно для людей. Но я хотел сказать вот что. Раз вы психо… робопсихолог, да еще женщина, вы, наверное, сделали кое-что такое, о чем доктор Лэннинг не подумал.
— Что именно?
— Вы захватили с собой в сумочке какую-нибудь еду.
Что-то мелькнуло в привычно равнодушных глазах Сьюзен Кэлвин. Она сказала:
— Вы удивляете меня, мистер Байерли…
Открыв сумочку, она достала яблоко и спокойно протянула ему. Доктор Лэннинг, затаив дыхание, напряженно следил, как оно перешло из одной руки в другую.
Стивен Байерли невозмутимо откусил кусок и так же невозмутимо проглотил его.
— Видели, доктор Лэннинг?
Доктор Лэннинг облегченно вздохнул. Даже его брови какое-то мгновение выражали некоторую доброжелательность. Но это продолжалось лишь одно недолгое мгновение. Сьюзен Кэлвин сказала:
— Мне, естественно, было интересно посмотреть, съедите ли вы его, но это, разумеется, ничего не доказывает.
— Разве? — улыбнулся Байерли.
— Конечно. Совершенно ясно, доктор Лэннинг, что если это человекоподобный робот, то имитация должна быть полной. Он абсолютно неотличим от человека. В конце концов, мы всю жизнь имеем дело с людьми, и приблизительным сходством нас обмануть нельзя. Он должен быть похож на человека во всем. Обратите внимание на текстуру кожи, на цвет радужных оболочек, на конструкцию кистей рук. Если это робот, то жаль, что не «Ю. С. Роботс» изготовила его, потому что он прекрасно сработан. Так вот, разве тот, кто позаботился о таких мелочах, не сообразил бы добавить несколько устройств для еды, сна, выделений? Может быть, только на крайний случай: например, чтобы предотвратить такое положение, которое возникло сейчас. Так что обед ничего не докажет.
— Погодите, — возразил Лэннинг, — я не такой дурак, каким вы оба пытаетесь меня изобразить. Мне неважно, человек мистер Байерли или нет. Мне нужно выручить из беды нашу корпорацию. Публичный обед положит конец всем подозрениям, что бы там ни делал Куинн. А тонкости можно оставить юристам и робопсихологам.
— Но, доктор Лэннинг, — сказал Байерли, — вы забываете, что тут замешана политика. Я так же стремлюсь быть избранным, как Куинн — этому воспрепятствовать. Кстати, вы заметили, что назвали его имя? Это мой старый профессиональный прием. Я знал, что рано или поздно вы его назовете.
Лэннинг покраснел.
— При чем здесь выборы?
— Скандал, сэр, — палка о двух концах. Если Куинн хочет объявить меня роботом и осмелится это сделать, у меня хватит мужества принять вызов.
— Вы хотите сказать, что… — испуганно произнес Лэннинг.
— Вот именно. Я хочу сказать, что позволю ему действовать: выбрать себе веревку, попробовать ее прочность, отрезать нужный кусок, завязать петлю, сунуть в нее голову и оскалить зубы. А уж остальные мелочи я беру на себя.
— Вы очень в себе уверены.
Сьюзен Кэлвин поднялась.
— Пойдемте, Альфред. Мы его не переубедим.
— Вот видите, — улыбнулся Байерли, — вы и в человеческой психологии разбираетесь.
Но вечером, когда Байерли поставил автомобиль на транспортер подземного гаража и направился к двери своего дома, в нем не видно было той уверенности в себе, которую отметил доктор Лэннинг.
Когда он вошел, человек, сидящий в инвалидном кресле на колесах, с улыбкой повернулся к нему. Лицо Байерли засветилось любовью. Он подошел к креслу.
Хриплый, скрежещущий шепот калеки вырвался из перекошенного вечной гримасой рта, который зиял на лице, состоявшем наполовину из шрамов и рубцов.
— Ты сегодня поздно, Стив.
— Да-да, Джон, я знаю. Но я сегодня столкнулся с одной необычной и интересной трудностью.
— Ну? — Ни изуродованное лицо, ни еле слышный голос ничего не выражали, но в ясных глазах появилась тревога. — Ты не можешь с ней справиться?
— Я еще не уверен. Может быть, мне понадобится твоя помощь. Главная-то умница у нас — ты. Хочешь, я отнесу тебя в сад? Прекрасный вечер.
Его могучие руки подняли Джона с кресла. Они мягко, почти нежно обхватили плечи и забинтованные ноги калеки. Байерли осторожно прошел через комнаты, спустился по пологому пандусу, специально приспособленному для инвалидного кресла, и через заднюю дверь вышел в сад, окруженный стеной с колючей проволокой по гребню.
