Мои слова произвели желаемое действие. Шейла села на диванчик и, глядя, как я устраиваюсь в кресле, вдруг захихикала.
- Не хватает только новеньких чемоданов и конфетти на полу, тогда было бы прямо как свадебное путешествие.
- Ну, а на самом деле ничего похожего, - сказал я, не зная, с чего начать, потому что мне не хотелось слишком много ей выкладывать. Мы помолчали.
Совершенно неожиданно Шейла сказала:
- Поцелуйте меня.
Я выпучил глаза.
- Господи помилуй, минуту назад вы готовы были закатить истерику, а сейчас...
- А сейчас совсем другое дело, - перебила она нетерпеливо. - Я знаю, что через минуту вы заговорите серьезно и, наверное, очень строго, а несмотря на это, вы мне все-таки нравитесь. И я буду спокойнее и увереннее, если вы меня поцелуете. Просто по-дружески, ласково - больше ничего.
Я поцеловал ее "ласково и по-дружески", ибо мне, безусловно, хотелось, чтобы она была "спокойнее и увереннее". Но из предосторожности немедленно после этого ретировался в кресло. И даже закурил трубку.
- Ну-с, Шейла, - начал я, - во-первых, имейте в виду, что все, сказанное здесь, должно остаться между нами. Второе: ваша личная жизнь меня ни капельки не интересует, и я не стал бы в нее вмешиваться просто ради собственного удовольствия.
- Я вам нравлюсь? - спросила она со свойственной ей детской непоследовательностью.
- Да, Шейла, нравитесь.
- Я так и думала. Я вам нравлюсь, но вы меня осуждаете, так, что ли?
- Да, что-то в этом роде, - улыбнулся я. - Ну так вот. Когда я вас увидел в первый раз в баре "Ягненка и шеста", я сразу понял, что где-то вас уже встречал. Потом вспомнил где, но на всякий случай проверил, навел справки - очень осторожно, так что вы не беспокойтесь, - и теперь знаю почти все.
Шейла вдруг сникла.
- Вы, наверное, видели меня на "Герцогине Корнуэльской"? - спросила она.
- Да. Помню, один молодой человек, с которым я познакомился на этом пароходе, был от вас просто без ума. Вы работали там в дамской парикмахерской, и звали вас тогда Шейла Уиггит. Потом вы спутались с каким-то пассажиром, вышел скандал, и вас уволили.
- И уже не в первый раз, представьте себе, - сказала Шейла жалобно и в то же время с некоторым вызовом. - Другим девушкам все сходило с рук, а Шейле стоило споткнуться - и готово, тотчас начинались сплетни, и ее выгоняли. Вот ведь подлая судьба! Вы не поверите, но очень много раз я теряла работу именно из-за того, что не хотела ответить "да". Началось это, когда мне исполнилось шестнадцать лет и я поступила в кондитерскую. Хозяин считал, что мы, девушки, такая же его собственность, как и вся кондитерская. Вас, кажется, зовут Хамфри? Так вот, Хамфри, не думайте, что я оправдываюсь, но я вам говорю: мне в жизни не везло с самого начала. Отец нас бросил, когда я была еще совсем маленькая. Ни сестер, ни братьев у меня нет, а мать добрая, милая женщина, но отчаянная дура.
- Пусть так, но вы же не на скамье подсудимых. Ну, а что это за история с вдовством в Индии?
- Мне надоело быть тем, что я есть, и я решила превратиться в другую женщину - милую, чистую и печальную, и разумеется, из высшего круга. Купила себе красивые траурные платья, поехала в Солчестер и на последние десять фунтов сняла номер в гостинице, где было много офицеров. Рассказала нескольким женщинам свою грустную историю - как я сразу после свадьбы уехала с мужем в Индию и там он внезапно умер - и почти внушила себе, что это правда, и не могла без слез рассказывать о своем несчастье. Недели через две я стала невестой Лайонела, который верил каждому моему слову. У меня тогда уже не было ни гроша, и я сочинила басню об умирающей старой тетке и уехала в Шотландию. Там я месяца два работала официанткой. Потом я сказала Лайонелу, что тетка перед смертью разорилась и ничего мне не оставила. Но Лайонел все-таки женился на мне. И дальше надо было держать ухо востро, чтобы никто меня не поймал на вранье насчет моей прежней жизни. Знали бы вы, сколько приходится сочинять, когда выдаешь себя за другую, совсем на тебя непохожую. Хотя мне это нравилось, мне даже часто казалось, что я и есть эта другая. Но иногда - особенно последние несколько месяцев - мне до чертиков надоедает это глупое вранье. Часто меня так и подмывает крикнуть им всем в лицо, что никогда я не училась в Париже, не была представлена ко двору, не ездила в Индию, что я ничтожная незаконнорожденная девчонка из предместья, что мыла посуду, скребла прилавки, подавала пиво...
- А что же худого в том, что вы подавали пиво?
- Ничего, но пускай уж лучше это делают другие, - возразила Шейла. - Вы себе не представляете, Хамфри, среди каких идиотов и снобов я живу. Женщины, с которыми мне приходится встречаться - не здесь, а когда я хожу с Лайонелом в гости, - это что-то невообразимое! Но приходится продолжать. А знаете, сколько раз я выворачивалась ну просто чудом!
- Скажите откровенно, Шейла, почему вам приходится это продолжать?
Мы, наконец, дошли до главного. Она ответила медленно и не сразу:
- Вы, конечно, думаете, потому, что не хочу, чтобы меня изобличили, не хочу опять попасть в судомойки. Это верно. Но есть и другая причина. Когда я выходила за Лайонела, я его не любила. А теперь люблю. Он не мешает мне кутить и развлекаться, но для него я все та же заплаканная бедная милая малютка в трауре, у которой так трагично сложилась жизнь. И если он узнает, что я столько времени обманывала его и его родных, он мне никогда этого не простит. Наверное, и видеть меня больше не захочет.
Она умолкла и начала тихонько всхлипывать. В глазах блеснули слезы. Немного погодя я встал и положил ей руку на плечо, а она прижалась к этой руке мокрой щекой.
- Не расстраивайтесь, Шейла. Спасибо, что вы мне все это рассказали.
- Господи, да я бы часами могла рассказывать! Не благодарите меня. Это ведь такое облегчение - выговориться и перестать притворяться. - Она уже успокоилась; я предложил ей сигарету, и она ее взяла. - А в чем, собственно, дело? Кто вы такой вообще?
- Человек без определенных занятий, - ответил я. - Но вы можете мне верить. Теперь скажите мне вот что - это очень важно: кто-нибудь еще знает или догадывается, что ваши рассказы - сплошная выдумка?
Она попробовала схитрить.
- Кто же может об этом знать? - спросила она вызывающе.
Я сурово посмотрел на нее.
- Я сказал, что это очень важно. Не будем попусту терять время. Шутники, которые заперли дверь, могут скоро прийти. Говорите же: кто знает или догадывается?
У нее задрожали губы.
- Не понимаю, какое вы имеете право... Вас это не касается.
- Ну, ладно, карты на стол, - сказал я внушительно, потому что медлить было нельзя. - Я здесь для того, чтобы помешать кое-кому продавать родину. Один из способов, которым эти предатели заставляют людей работать на них, - шантаж. То есть они угрожают человеку разоблачением и ловко используют свою власть над ним. Ясно?
