Через минуту иль Дзер понял, что долго не выстоит. Южная школа фехтования славилась по всей стране, а младший иль Вахт не зря брал уроки у лучших мастеров. И как бы ни был он измучен многодневным переходом, одышливый Кауль иль Дзер не мог стать ему достойным соперником.
— Взять! — выкрикнул иль Дзер, отступая под градом непрерывных ударов.
Два десятка стражников стояли у него за спиной и до поры не вмешивались, но, услыхав приказ, выхватили оружие и принялись заходить с боков, желая окружить иль Вахта. Чему другому, а умению нападать втроем на одинокого противника, заходя со спины, они были обучены превосходно. Шестеро солдат, пришедших с молодым ильеном, тоже выхватили мечи, но и это не смутило стражу, воодушевленную численным перевесом.
Но тут из толпы крестьян с басовым гудением вылетел серый с нечеткими границами клубок. Прожужжав над головами дуэлянтов, он с громким чмоканьем впечатался в лоб усатому стражнику. Тот всхлюпнул и мешком повалился на ступени, с которых не успел сойти. Остальные стражники, не ожидавшие ничего подобного, попятились.
— А кому еще? — проревел голос Пухра.
Мужик выскочил на открытое пространство: дубинка в левой руке, правая воздета к небу, а по растопыренной пятерне пробегают разноцветные сполохи.
Возможно, стражники сумели бы оправиться от неожиданности, но в это миг точный удар настиг Кауля иль Дзера. Меч с тремя колокольчиками брякнулся на землю.
— Мечи в ножны! — выкрикнул Торлиг.
Этот приказ знали все. Ильен, победивший в поединке, обещал сохранить жизнь свите противника, если те немедленно сдадутся.
Мстить за погибшего предводителя не хотел никто, мечи вернулись в ножны.
Теперь на ступени поднялся Торлиг в окружении своих солдат.
Толпа глухо вздохнула. Хорошего не ждали; люди видели, что мелкопоместный ильен, бежавший из Ношиха и только что объявивший деревню своей собственностью, убит, но вряд ли победитель окажется лучше побежденного.
— Мое имя Торлиг иль Вахт, — говоривший не повышал голоса, но его слышали все. — Мы дрались с варварами на юге и были разбиты. Беда случилась потому, что под нашими колоколами не было единства. Раб не может быть братом господину, но знатные ильены, мой род в том числе, забыли об этом, и враг сокрушил нас. Мы забыли, что должны служить колоколам, и возомнили себя господами. За нашу вину наказан весь народ. Теперь пришло время исправлять ошибки. В Кашто никогда не было рабов и крепостных, не будет их и впредь, хотя ближайшие год или два трудно придется всем. Хлеба не хватает, да и других припасов тоже. Чтобы прокормиться, надо распахивать пустоши, идти в лес на охоту. Но беженцы смогут стать землепашцами и охотниками, только если их будут защищать те, кто родился под здешним колоколом. Жители Кашто, от имени всех людей я прошу вашей помощи. Строить нам тоже придется, но не замок и не цитадель, а дома и новую колокольню…
— Колокол не отдадим! — метнулся заполошный крик.
— Тише! — впервые повысил голос Торлиг. — Вам ничто не грозит. Клянусь, пока я жив, ни один чужак не коснется колокола. Он ваш и останется вашим. Вы, наверное, знаете, что мы пришли не налегке, а с обозом. С нами прибыл колокольный мастер, и мы привезли металл, нужный для отливки. Теперь нужно выбирать место и строить новую деревню. Ставить ее так, чтобы два колокола слышали друг друга. Справиться с этим делом можно, только когда работать будут все. Если беженцы останутся без вашей защиты, они погибнут. А коли вы останетесь одни, ваша судьба тоже будет незавидна.
— А с этими что делать? — спросил кто-то из крестьян, указав на стражников иль Дзера. — Нешто они работать станут?
— Станут. Жить хочется всем, и они будут охотиться вместе с вашими охотниками, стоять в карауле, сражаться с бандитами, которых еще немало явится на нашу голову. Если кто не захочет — пусть уходит прямо сейчас. А убитых похороним. Что же им возле колокольни валяться…
— Эй! — подал голос Пухр. — Усатого не хороните. Он очухается через пару минут. Ничего я ему не сделал, еще здоровее будет, чем прежде.
Люди, собравшиеся на площади, шумели, обсуждая промеж себя небывалое обращение. Расходиться по домам никто не хотел, а немедленно приниматься за какую-то работу тоже было как-то неловко. Впрочем, уже начали сбиваться охотничьи ватаги, искать себе старших, выяснять, почему дикий зверь бесов не боится и по какой причине бесы людей и домашний скот дерут, а лесное зверье не трогают. Староста объяснял, где прежде была соседская деревня: «Там и земля хороша, и озерцо подходящее, и наш колокол слышен во всякую погоду…».
Люди начинали обустраивать жизнь. А ильен… пока дела идут правильным порядком, он не очень-то и нужен.
Торлиг подошел к Пухру, который шлепал по щекам бесчувственного стражника.
— Чем ты его?
— А вирвешкой. Хорошую вирвешку час надо замешивать, чтобы она сработала, так я, пока сюда шел, Рильке объяснял, как это делается. Вот и пригодилось.
— Зачем тогда вопил, что еще один шар пустишь?
— А чтоб боялись.
Люди, толпящиеся кругом, засмеялись. Нервный смех, какой бывает, когда неминучая, казалось бы, беда оборачивается счастливым концом.
— Непрост ты, братец.
— А чего мне простым быть? У меня, вон, дубинка простая.
Торлиг наклонился, поднял меч, выпавший из руки иль Дзера, оборвал с эфеса колокольчики, затем рукояткой вперед протянул Пухру.
— Держи. Твой будет.
— Зачем мне? — испугался мужик. — Я не умею этакой штукой орудовать. Да он еще, поди, заговоренный.
— Заговоренный, — согласился Торлиг. — Но ты бери, не стесняйся. С вирвешкой смог, значит, и с ильенским мечом управишься. А если что, я тебе помогу. Буду учить, как ты Риля. Нечего тебе дубинкой размахивать да вирвешками пуляться. Привыкай к настоящему оружию.
Вручая меч, Торлиг не досказал главного, что и сам понял лишь после разгрома под стенами Сипура. Многие сейчас гадают, как удалось варварам сокрушить страну, а секрет прост: прежде чем расколется колокол, раскололся народ. Ильены, почитающие себя благородными, носят заговоренные мечи и демонстрируют с ними боевые фокусы, на которые неспособны прочие люди. Мужики балуются вирвешками и, быть может, еще какой-нибудь чепухой. У торговцев, мастеровых, даже у кухарок — свои маленькие хитрости, крошечная волшба. Но все это не складывается в единую магию народа. Даже в те времена, когда Колокольный тракт связывал всю страну, человек, покинувший малую родину, оказывался возле чужого колокола чужаком. А такую страну, такой народ не победит только ленивый.
Об этом бесполезно разговаривать. Прежде надо сделать так, чтобы в деревнях не было крепостных, в усадьбах — рабов, чтобы ильен, без которого тоже не обойтись, не чувствовал себя владыкой, а служил колоколу и народу. Тогда, может быть, люди перестанут делиться на своих и чужих, и любой колокол станет для человека родным.
