— «…и дано было ему вести войну со святыми и победить их», — продолжил цитату Савка. — Вы святой человек, Викентий Ильич. Значит, я поступил умно, уйдя из Приказа.
— И прихватив кое-какие бумаги.
— Все свое уношу с собой… — Савка скромно потупился.
— Подлец!
— Благодарствуйте-с.
По всему было видно, что Викентий Ильич с превеликим бы удовольствием закатил Савке пощечину; но, покосившись на вооруженных свидетелей, сдержался.
— Ладно, — сказал он. — Мое почтение господину Волконогову! — и, прикоснувшись двумя пальцами к треуголке, направился было к разбитой двери.
Чернильная крыса из Приказа по делам иноземцев, до сих пор почтительно молчавшая в сторонке, ухватила его за рукав и что-то зашептала.
— Прости, милейший, чуть не забыл, — сказал ей Викентий Ильич и опять повернулся к Савке. — Эта ваша кукла, землянин Щагин, еще не коронована? — осведомился он. — Мне не обязательно целовать пыль на его шлепанцах, чтобы поговорить с ним?
— Смею предположить, — Савка сделал неопределенный жест в мою сторону, — что светлый князь Андрей Павлович не откажется выслушать вас… Разумеется, вам надлежит держать себя в рамках вежливости, а целовать пыль — зачем же?
Викентий Ильич кивнул и направился ко мне, а чернильная крыса засеменила следом. Дашка дернулась было встать при их приближении, но вместо этого уселась еще плотнее, расправив сарафан и сложив руки на коленях (значит, запрещенная книга была под ней). Добры молодцы с лязгом взяли на караул.
Я приосанился (играть так играть!), хотя без штанов это получалось как-то неубедительно.
— Господин Щагин? — спросил Викентий Ильич.
Я с достоинством кивнул.
— Андрей Павлович?
Я снова кивнул.
— Вы говорить умеете?
— Да, — сказал я. — Здравствуйте.
— Спасибо… Уроженец города Норильск, Сибирская Федерация, Земля?
— Да.
— Счастлив сообщить вам, Андрей Павлович, что ваше прошение о натурализации в СМГ удовлетворено. С этой минуты вы являетесь гражданином Суверенной Марсовой Губернии, со всеми вытекающими отсюда правами и обязанностями. Новый паспорт, в виде исключения, мы вам вручим прямо сейчас, но за остальными документами, а равно и для того, чтобы аннулировать…
— Это провокация, светлый князь! — крикнул Савка и, подбежав к чернильной крысе, ухватил его за руки, не давая открыть портфель. — Не берите, светлый князь, и в Тайный Приказ не ходите — вас там незамедлительно арестуют!
— Помилуй, Савелий, да за что же? — Викентий Ильич удивленно вскинул брови.
— Найдете за что, выше высокопревосходительство, найдете-с! А не найдете, так придумаете! Семнадцать лет под вашим началом работал — знаю-с! Вот для чего орлы ваши сюда вламывались!
— Вздор, Савелий. Да отпусти ты господина столоначальника! Не хотите паспорт — не надо. Господин Щагин так и так уже гражданин СМГ. Вот только за паспортом ему надо будет в Приказ идти…
— Вы, светлый князь, ничего не слышали — а если у них диктофончик, так мы сотрем-с. Будьте покойны! Там ваших всего два словечка, пустяк-с…
— Рация, Савелий. Диктофон в Приказе стоит и все пишет. Ты уж лучше не нарывайся.
— Так. — Савелий отпустил чернильную крысу и отступил на шаг. — Вручайте паспорт, как обещано-с.
Чернильная крыса извлекла из портфеля паспорт, передала Викентию Ильичу, а Викентий Ильич (с издевательским, как мне показалось, поклоном) протянул его мне. Я молча взял паспорт и молча сунул в карман кафтана. Говорить что бы то ни было я уже опасался, но, подумав, все-таки спросил:
— О каких обязанностях вы упоминали?
— О губернских законах и уложениях и об указах господина Председателя губернского Собрания вплоть до самых последних, кои распространяются на всех граждан СМГ, — любезно объяснил Викентий Ильич, не объяснив ничего.
— Все? — спросил Савка. — До свидания-с!
— В Приказе, — уточнил Викентий Ильич, глядя мне в глаза строго и ласково. — В течение трех дней.
Они удалились. Викентий Ильич вышагивал широко и прямо, что-то насвистывая, а чернильная крыса, семеня, ковырялась в портфеле — наверное, отключала рацию.
Самое смешное было то, что две недели назад я действительно подавал прошение о натурализации, надеясь, в перспективе, получить выездную визу в Марсо-Фриско. И вот эта самая чернильная крыса в Приказе по делам иноземцев, глядя на меня пустыми глазами, прозрачно намекнула, что для успешного прохождения бумаг потребуется никак не менее полугода (марсианского) — или трех тысяч целковых в разные лапы…
— Дашка, — позвал я негромко, когда оба винтоплана бесшумно взмыли и пропали из поля зрения.
— Ай? — откликнулась Дашка.
— Книжка у тебя?
— Туточки. — Дашка похлопала обеими руками по перине.
— Давай сюда.
— Не соизволит ли светлый князь… — заговорил Савка.
— Не соизволит, — оборвал я, беря у Дашки книгу.
— Темновато здесь, — не смирился Савка.
— Принеси свет.
— Дует…
— Навесь двери.
— Бояре ждут…
— Я князь или не князь? — спросил я, листая книгу.
— Истинно, князь! — Савка низко поклонился.
— Тогда убери стражу и убирайся сам. — (Кажется, я начал входить во вкус роли. А что мне еще оставалось?..) — И принеси нормальную одежду. И пожрать чего-нибудь. Сюда.
— Как прикажете-с. — Савка посмотрел на добрых молодцев, и они гурьбой кинулись в обе двери. — А только лучше бы вам в светлицу подняться. Дует, а двери навешивать — долгая песня. Заодно и опочивальню обставят — ранее не успели-с…
Я захлопнул книгу и набрал полные легкие, дабы рявкнуть что-нибудь, приличествующее роли и случаю. Савка смотрел на меня ясными преданными глазами, а Дашка, открыв рот, с любопытством ждала, что именно я рявкну.
— Бысть по сему… — сказал я. Выпустил излишки воздуха, сунул книгу под мышку и стал слезать со стула.
— И бояре заждались, — приободрился Савка.
— Девятнадцать лет ждали? Подождут и еще, до вечера… — Я запахнул кафтан и посмотрел, не видна ли из-под него сорочка. Сорочка была не видна. — Завтрак нам с Дашкой в светлицу подашь. Веди.
— Девку к себе берете? — удивился Савка.
— Беру, если она не против. Кстати: Саньку посади в холодную. Без порток.
— Кого-с?
— Ну этого, как он там… старого черта. Как его звать-то? — обратился я к Дашке.
