– Ты не заболел, Юра? Вид у тебя измученный!
– Нет, просто спал плохо. Вы оба так храпели, что я уснуть не мог, – пошутил я. Но доля правды в этом была.
Купцы засобирались на рынок. От нечего делать пошёл с ними и я.
Мы поднимались от порта по узким, кривым и местами крутым улочкам. На ровных местах располагались лишь площади да величественные здания вроде университета или первого банка Италии Сент-Джорджио, основанного ещё в 1470 году.
Миновали монастырь иезуитов, навевавший жутковатые ассоциации.
Вот и площадь перед рынком. Что-то на ней народу многовато, и все столпились в одном углу.
С возвышения читал какую-то бумагу глашатай. Купцы хотели пройти мимо, а я решил послушать.
– А пусть его, чего там интересного? – сказал Ксандр в ответ на мою просьбу остановиться и послушать. Однако же я остановился.
Глашатай говорил о болезни сына дожа Генуи – единственного его наследника, и обещал щедрую награду тому, кто вылечит его. Окружающие качали головами: нет, уж сколько врачей у него перебывало – никто не помог. Видно, дожу за него в церкви молиться надо.
Мне стало любопытно. Что это за болезнь такая, которую вылечить невозможно? А вдруг получится? Меня толкало профессиональное любопытство, и – чего скрывать? – чувство некоторого превосходства, основанное на более глубоких знаниях.
Я догнал купцов и предупредил, что отправляюсь во дворец дожа. Потом вернулся к глашатаю, уже сошедшему с возвышения.
– Я врач, хочу осмотреть сына дожа.
Глашатай коротко бросил:
– Следуй за мной.
Идти было недалеко – дворец Дожей был в центре города. Перед дворцом располагался ухоженный сад с фонтанами, а перед входом стоял флагшток с флагом Генуи – красный крест на белом фоне. По обеим сторонам от входа стояли навытяжку гвардейцы в начищенных кирасах и с алебардами.
Однако мы прошли мимо входа, и, миновав фасад, завернули за угол и вошли во дворец через боковую дверь. Конечно, кто поведёт неизвестного чужеземца через парадный вход?
Меня проводили к управляющему.
– Кто ты, чужеземец, и как твоё имя?
– Юрий из Московии.
– Твоя страна далеко, а язык наш, вижу, ты знаешь – это похвально. Ты хочешь попробовать свои силы? Тогда знай: вылечишь – получишь слиток золота, а не сможешь – последуешь за своими предшественниками.
– А что же с ними случилось?
– Тебе лучше об этом не знать, чужеземец! Ты ещё не передумал?
– Рискну.
– Тогда иди за мной.
Меня провели по коридорам в большую комнату.
На огромной кровати возлежал на высоких подушках юноша лет восемнадцати. Лицо бледное, осунувшееся, какое бывает у длительно и тяжело болеющих людей. В голове мелькнуло: «Похоже, я зря сюда пришёл, парень – не жилец». Хоть и любил я свою профессию, считая её призванием, но и я не всесилен, учитывая состояние лабораторной базы, а вернее – почти полное её отсутствие, так же как инструментария и аппаратуры. Ну а фармакология вообще находилась на уровне порошка из высушенных жаб.
Но обратного хода не было.
Вначале осмотра меня удивила ночная ваза, или, проще говоря – горшок, стоящий у кровати. У молодого парня – и такое? Я не побрезговал открыть крышку – хм, а ведь его содержимое похоже на рисовый отвар, один из признаков холеры.
Я начал опрашивать уже целенаправленно.
– Живот болит?
– Да, схватывает, и ещё рвота мучает.
– Пить хочешь?
– Очень! Но никак не могу напиться!
Ну, это естественно при обезвоживании.
– Ноги ещё болят в икрах и слабость сильная, – добавил юноша.
Вроде бы все жалобы укладываются в клиническую картину холеры.
Я повернулся к управляющему.
– А во дворце у кого-нибудь ещё есть такие же признаки?
– Нет, я бы уже знал.
Опа! Что-то здесь не так. Холера не может быть у одного человека. Нет, конечно, в принципе – может, если он живёт один на острове. Но во дворце же людей полно, прислуга контактирует с больным постоянно. А поскольку холера – заболевание хоть и нередкое в тёплых странах, но инфекционное, кто-нибудь заболел бы обязательно.
– Как давно тебе стало плохо?
– Уже месяц.
Похоже, второй мой прокол. За такое время он бы уже или умер или выздоровел. Холера – заболевание острое, через несколько дней, максимум – через полторы недели исход уже ясен. А я ведь уже поторопился диагноз поставить. Был бы ты простолюдин – понятно, гигиена не на должном уровне. Все кишечные инфекции – следствие немытых рук. Но во дворце – водопровод, сам лично видел.
Постой-ка! Что-то мелькнуло в голове, какая-то зацепка. Не простолюдин – сын дожа. Как там сказал глашатай? Единственный наследник! Вот где собака зарыта! Надо подумать. Что ещё даёт такие симптомы?
Я закрыл глаза и начал припоминать. Вспоминал болезни и отбрасывал одну за другой. Было бы что-нибудь хирургическое, я бы, может быть, сообразил быстрее.
Стоп! А если наследник кому-то неугоден? Вот тугодум! А ведь мышьяк в малых дозах при постоянном его подмешивании к пище даёт похожие симптомы. Если дать сразу большую дозу – смерть через полчаса. А по чуть-чуть, но долго – и получится схожая картина заболевания, бессильные лекари и неминучая смерть. От чего смерть? Болел долго и тяжко, лекари неумелые. Никто и не заподозрит, что кто-то целенаправленно и методично старался угробить парня.
И чем больше я размышлял над этим, тем больше мне нравилась моя версия. И в симптоматику хронического отравления ложится почти идеально.
Управляющий тронул меня за плечо.
– Ты не уснул часом?
Я рявкнул:
– Не мешай! – Так, что управляющий вздрогнул от неожиданности.
– Вот что, я берусь за его лечение, но мне кое-что нужно.
– Всё, что потребуется, будет к твоим услугам.
– Поставьте рядом вторую кровать – я буду спать здесь.
Управляющий скривился, но кивнул.
– Ещё морской воды, только почище – с ведро, обычной воды столько же, толчёного берёзового угля большую чашку и толчёной серы.
– Дьявола изгонять?
– Разве я похож на иезуита? И ещё – дай слугу, только надёжного и умеющего держать рот на замке, да порасторопнее.
– Есть такой.
– Кто готовит еду?
– Для дожа и членов его семьи есть отдельная кухня.
Управляющий не был бы управляющим дворца дожа, если бы был тугодумом.
– Ты думаешь, что его?..
– Именно так, – тихо, но уверенно сказал я.
– Решительно невозможно. Прислуга во дворце проверенная, на кухне повара работают по десять лет. И даже есть человек, который пробует кушанья, прежде чем их подают на стол.
